Наталия Осояну - Go Down, Moses
В эту минуту ей больше всего хотелось рвануться на голос и разорвать ему горло.
— Это правда? Скажи мне, это правда?! Эти сорок лет — это…
— Да, — просто ответил он, и это короткое слово ошеломило её.
— Ты убил меня, — наконец произнесла девушка. — И всех нас. Мы не увидим Ностальгию, не доживем…
— Иначе нас бы выследили, Сефора. Я должен был найти обходной путь.
Она не сразу поняла, что значат эти слова.
— Что? Ты не… ты не мог. Нет, — она отступила назад и прижалась к стене. — Ты не мог это все спланировать заранее, я не верю…
"Я хочу убить этот голос из темноты!" — Погоди, я включу свет, а то споткнешься…
— Какая забота, — язвительно пробормотала девушка. — Скажи ещё, что… — свет загорелся, и она осеклась. — О-о… Моуз, что… как это… что с тобой?
В человеке, стоявшем перед ней, от былого Моуза осталась только осанка — все тот же разворот плеч… но голову он держал слегка набок, и кривая усмешка делала его лицо похожим на маску Мома, которая украшала фасад хорошо знакомого ей театра, который остался на Терции.
Театра, откуда выгнали её отца — за то, что все его предки до седьмого колена родились именно на Терции, а не на Секунде… … и этот человек был совершенно седым.
— Ты о чем?
Вместо ответа Сефора подвела его к зеркалу.
Моуз бросил короткий взгляд на своё отражение, хмыкнул и отвернулся…
— Всё очень просто. Здесь нас никто не станет искать, и мы сможем добраться до Ностальгии незамеченными. Сорок лет, да. Не забывай, мы все в одинаковом положении.
— Мы? Среди нас есть и старики. Годы, Моуз — тягучие, как сироп. Опасности космоса — мы ведь не были готовы к такому…
Он вздохнул.
— Мой отец был бортовым врачом в экспедиции, открывшей Ностальгию — тогда это ещё позволялось. Когда он понял, что это за планета… он подделал данные в компьютере корабля и выпустил из лаборатории один из вирусов, против которых не было вакцины. Я увидел его уже почти мертвым. Почти. Он сообщил мне подлинные координаты и только после этого позволил себе умереть… зачем я тебе это рассказываю?
— Вероятно, затем, чтобы я поняла, откуда у тебя такие наклонности. Я сейчас уйду… потому что мне очень хочется тебя убить.
— Очень просто, Сефора, когда кто-то все решает за тебя, — он продолжал говорить, словно не слышал её. — Кто-то приходит и всё делает… а ты можешь стоять в стороне и смотреть. Или даже помогать. Но ты никогда не скажешь: "Я сделал это ПО СВОЕМУ ВЫБОРУ, каким бы он ни был!" А если решиться, Сефора? Разве есть что-то невозможное для человека, который твердо уверен в том, что хочет достичь своей цели?
Шагнув через порог, Сефора обернулась.
— В кого ты превратился, Моуз? — она вытерла слезы. — Неужели ты уже был чудовищем, когда я полюбила тебя? И… разве я всё ещё люблю тебя?
Двери закрылись, и она не услышала ответ.
— Ты же здесь…
… в каюте полумрак; тихая музыка крадется вдоль стен — хриплый голос певца рассказывает о том, как в незапамятные времена на далекой планете Приме, прародительнице всех Обитаемых миров, произошла очень похожая история.
Человек сидит в кресле — закрыв глаза, он слушает музыку, пытаясь избавиться от смертельной усталости.
Ещё несколько часов назад он был почти молод, а теперь стал совсем седым…
"Я увижу Ностальгию, Сефора — что бы ты обо мне ни думала, я взялся за это дело и доведу его до конца. Дети — они ещё не родились и даже не были зачаты, но я уже вижу каждого из них, знаю их имена, — будут жить в раю, который никто у них не отнимет.
Но я знаю, что сам отнял рай у тебя.
Сорок лет — долгий срок, Сефора. Ты успеешь передумать.
А пока — пожелай мне спокойной ночи… или нет, не надо. Я всё равно почти не сплю с того самого дня, как мы покинули Терцию.
У меня теперь всё равно нет пути назад, Сефора. Завтра будет тяжелый день, а я так устал…"
Но всё это уже было, было…
