Александр Рубан - Каникулы Творца
А завтрак он, конечно же, проспал. Без сновидений.
Завтракать ему тоже пришлось в одиночестве — куда более полном, чем ужинать накануне вечером. Ночная гостья исчезла так же, как и появилась невидимкой. Не оставила на память ни платочка, ни ленточки, ни малозаметного знака; ничего, кроме сосущей пустоты внутри, которую он тщился отождествить с голодом и всё глотал, проталкивал, запихивал в себя отменные яства — без особенных, впрочем, усилий. Утолив голод, но нимало не уменьшив пустоты, он стал с надеждой присматриваться к служанкам, но, обнаружив, что все они подстрижены довольно коротко и нет среди них ни одной пышноволосой, опять разочаровался и поугрюмел. Кубок со сладким вином он решительно отодвинул, а когда ему налили полусухого, выплеснул его в подвернувшееся лицо. Поняли и больше не приставали.
Обсосав и выплюнув косточку чернослива, Аристарх откинулся в кресле, вытер губы поданной сбоку салфеткой и осведомился, почему во дворце тихо и где он может развлечься, дабы развеять печаль. (Странствующие рыцари должны быть печальны. Аристарх намерен был соблюдать правила игры — пока они были необременительны и пока это была игра).
Возникший справа дворецкий учтиво объяснил, что королевская семья и гости с утра охотятся в Живом ущелье («Значит, есть ещё и Мёртвое», отметил про себя Аристарх) и вернутся незадолго до обеда, через… дворецкий посмотрел на солнце сквозь высокое витражное окно, — четыре часа… — Он склонил свою крупную бульдожью голову набок, словно прислушиваясь, и уже уверенней повторил: — Да, через четыре. Это время рыцарь Аристарх может посвятить пешей прогулке по паркам Его Величества, либо же, наоборот…
— Ты знаешь моё имя? — удивился Аристарх.
Дворецкий улыбнулся и качнул бровями, что можно было понимать как угодно.
— Откуда ты знаешь моё имя? — повторил Аристарх.
Дворецкий чуть повернул голову влево и поднял руку. Ему тут же подали начищенный до зеркального блеска Аристархов шлем, а он с поклоном передал его хозяину. На внутренней стороне шлема было выгравировано: «Аристарх Н», — почему-то кириллицей.
— Ты знаешь этот язык? — по-русски спросил Аристарх.
— Да, рыцарь… — дворецкий не осмелился назвать его имя.
— А зараз якою мовою я до тэбэ балакаю? — спросил Аристарх.
— По-человечьи, — дворецкий удивлённо вскинул брови и на всякий случай улыбнулся.
— Гм… — сказал Аристарх. — А какие ещё языки ты знаешь?
— Лисий, — охотно ответил дворецкий. — Медвежий. Кабаний. Птичьи языки: и ловчих птиц, и певчих, и лесных, и болотных, и даже отчасти морских… Языки лошадей, коров, собак. Речной язык.
— Рыбий?
— Нет, речной. Рыбы молчат, как рыбы, рыцарь… — он сделал вопросительную паузу, и Аристарх кивнул. — Рыцарь Аристарх, — с облегчением договорил дворецкий. — Язык ветра, — продолжил он перечисление. — Язык дождя. Молодой травы (она говорит корнями) и древесной листвы. Мышей церковных и мышей кухонных — это два совершенно разных языка, рыцарь Аристарх! Драконий язык… — Последние два слова дворецкий проговорил вполголоса, наклонясь почти вплотную к лицу гостя, но глядя не прямо ему в глаза, а немножко мимо.
— Всё? — спросил Аристарх, не поддаваясь на провокацию.
«А на что меня провоцируют?» — подумал он.
— Увы, — сказал дворецкий, выпрямившись. И опять это можно было понимать как угодно.
— Забавно, — проговорил Аристарх, в упор глядя на крупноголовую бестию, и дворецкий вопросительно шевельнул бровями. Это были могучие брови, и очень подвижные, в отличие от щёк — не менее могучих, складчатых, досиня выбритых, свисающих до уровня подбородка, но абсолютно неподвижных. Пухлые губы дворецкого, когда он говорил, шевелились между щеками, как у примитивно сделанной марионетки. — Забавно, — повторил Аристарх, — что человека со столь исключительными способностями король держит на должности всего лишь дворецкого. Это несправедливо.
— Его Величество справедлив, — учтиво возразил дворецкий. — Но ведь Его Величеству неизвестны мои исключительные способности.
— Ты их скрываешь?
— За многие годы службы моей у Его Величества Его Величество ни разу не соизволили поинтересоваться моими способностями. — Дворецкий проговорил эту фразу совершенно бесстрастным тоном, но глазки его, широко расставленные и глубоко запрятанные над примечательными щеками, едва не выдали его истинных чувств.
Хотя — что истинно, что ложно в мире выдумки?
Во всяком случае, Аристарху почудилось, что сквозь полуопущенные веки он уловил мгновенный просверк… смеха? Страха? Нет, пожалуй — злобы. А может, и смеха, кто его знает. Может быть, он внутренне хохочет, и даже не столько над королём, сколько над егерями, у коих мало того, что работа пыльная, так ведь ещё и языков не знают, бестолочи… А на кой мне ляд его подозревать? И в чём? Я сюда отдыхать прибыл. Славный малый, и дело знает, а что до языков — будем полагать, что у него такое хобби.
— Как тебя зовут, славный малый? — спросил Аристарх, вставая и нахлобучивая шлем.
— Дворецким, — ответил славный малый и снова удивленно шевельнул бровями.
— Не понял.
— Их Величества, Её Высочество и рыцари зовут меня Дворецким, а челядь — господином Дворецким, — подробнее объяснил тот.
— А имя у тебя есть?
— Есть. Моё имя — Дворецкий.
— Так… — Аристарх снова сел. — А как зовут короля?
— Его Величеством, — ответил Дворецкий. — Или Королём.
— Очень удобно, — серьёзно кивнул Аристарх. — А Её Величество зовут Её Величеством, или Королевой?
— Совершенно верно, рыцарь Аристарх.
— А принцессу зовут Её Высочеством, или Принцессой… — Дворецкий кивнул. — А как зовут рыцарей? С ними-то посложнее: их трое!
— Рыцарей зовут: Белый Рыцарь, Серый Рыцарь (правда, он любит, чтобы его называли Стальной Рыцарь) и Чёрный Рыцарь.
— А меня будут звать Рыцарем Аристархом? Неинтересно.
— Как пожелаете, рыцарь. Но, если мне будет позволено осведомиться…
— Осведомляйся.
— Быть может, «Н», — Дворецкий почтительно указал бровями на шлем, означает «Непобедимый»? Весьма неплохое имя и, по всей видимости, соответствует. — Он очень вежливо поклонился, и опять Аристарху почудился двусмысленный просверк из-под бровей.
— Соответствует. — Аристарх благосклонно покивал. — Но я намерен отдыхать, а не отстаивать моё реноме перед любым забиякой, который вздумает усомниться.
Дворецкий внимал — неподвижно и без выражений на лице.
— Я не люблю доказывать очевидное, — добавил Аристарх.
Дворецкий внимал.
