Х Россо - Палач
Улыбка разгладила черты его лица при этой мысли. Никогда так не было в Штатах, где он был никем.
Войдя внутрь, капитан выбрал столик в затемненной нише. Мягко лилась музыка, лампы едва рассеивали таинственный полумрак. Все было бы совсем замечательно, если бы поскорее появилась она.
Закрыв глаза, он попытался вызвать в памяти аромат ее духов, неуловимо тонкий и дразнящий обоняние. И перед ним так отчетливо всплыло это воспоминание, что ощущение было почти физическим. Открытые глаза подтвердили, что он не обманулся. Она молча скользнула в нишу и села напротив, глядя с легкой улыбкой в его глаза.
Улыбка эта тут же исчезла, как исчезла у Гомеса, когда тот заметил на себе внимательный взгляд капитана. Что заставило его вспомнить об этом? Слишком много смерти вокруг? Не может быть. Он провел приблизительно две сотни расстрелов и считал, что давно привык к ним. Только вот слишком частыми были смены состава комендантского взвода. Взять хотя бы Риверу, сказавшегося больным. Неужто из него испарились остатки мужества и он больше не может смотреть на лица людей в их последние минуты? Почувствовав раздражение, капитан отогнал мысли о нем.
Сердце его не могло биться спокойно в ее присутствии. Она казалась возбуждающей и волнующей. У нее были черные волосы и глаза, как две нежные фиалки, загорелая кожа, по которой легко было принять ее за местную жительницу, избалованную вечно сияющим жарким солнцем, но впридачу с особенной очаровательной округлостью лица.
Для него меркли все сокровища мира в сравнении с ней, и ему трудно было сосредоточиться на потоке идущих с ее губ слов, так что ей приходилось все время повторяться.
- Завтра суд над Лэрамитом.
- Кто?
Ее глаза превратились в маленькие щелочки.
- Ты слушаешь или нет? Суд над Реймоном Лэрамитом. Он предал Томазино.
- Что?
Каждый раз его раздражало, когда кто-нибудь затрагивал в разговорах политику. Люди здесь относились к таким вещам серьезно, они сражались, истекали кровью и умирали, что так не вязалось с апатией и безразличием, царившими в Штатах.
- Так скоро?
- Его держали в тюрьме уже две недели.
- Никогда не подумал бы, что такое очаровательное создание, как ты, будет забивать себе голову политикой.
- Политикой? - отозвалась она эхом. - Я ненавижу его не из-за политических взглядов.
В нем вспыхнул новый интерес к ней. При этом что-то беспокойное шевельнулось внутри, но он не придал значения.
- Ненавидишь Лэрамита? Почему?
- Слишком личное. Моя сестра. Он не женился на ней, и она утопилась.
Взгляд ее задумчиво опустился на стол. Потом вновь поднялся, и глаза их встретились.
- Если его приговорят к расстрелу, это ты будешь все организовывать?
Он неприятно поежился.
- Наверное. Здесь, в столице, я отвечаю за все казни. Он вопрошающе посмотрел на нее. - А ты хорошо его знаешь?
- Очень хорошо. Мы были близки.
Взгляд его мрачнел, пока она говорила.
- Значит, вы были близки. Это было до того, как ты узнала о сестре?
- Нет. Наша дружба была потом. Когда я уже поклялась увидеть его мертвым.
- Но... но почему?
- Только так можно было донести на него. Только так был шанс разузнать что-нибудь о нем, чтобы выдать. Чтобы, когда он будет умирать, узнал, кто предал его.
- И он знает, что ты намерена делать?
Она расхохоталась. Смех прозвучал неестественно резко и с нествойственными ей металлическими нотками.
- Он все еще думает, что я без ума от него, - сказала она, обрывая смех. - Он все еще надеется на чудо: что его оправдают и я выйду за него замуж.
Она опять засмеялась.
- О, для меня будет наслаждением завтрашний суд.
"Неужели ты действительно так ненавидишь его? - вихрем пронеслось в сознании у капитана. - Не хотелось бы, чтобы меня так же ненавидели". Он уставился на нее, как будто издалека видя ее шевелящиеся губы, неспособный больше ничего воспринимать. Она смеялась, низко и гортанно, с той первобытной резкостью и жестокостью, от которой черты ее лица грубели. Но тут улыбка стала вдруг заманчивой и многообещающей.
- Ну хватит от этом, - оборвала она свой смех. - Есть вещи, которые приятней обсуждать, не так ли, querido?
Querido, вспыхнуло в сознании, дорогой. Впервые прозвучало подобное. Сердце его учащенно забилось.
Она осмотрелась со скучающим выражением.
- Мне больше не хочется здесь оставаться. Так много шума и громких разговоров, и музыка такая нудная. - Глаза ласкали его лицо, а голос стал томным. - Ты не знаешь, куда еще можно сходить? И где мы сможем побыть одни?
На следующее утро, когда он встал и пошел принять душ, его губы не переставали повторять ее имя.
У него было отличное настроение, пока на глаза не попалась свежая газета с заголовком, что сегодня состоится суд над обвиненным в предательстве и подстрекательствах к мятежу Реймоном Лэрамитом. Ему почудилось, будто легкий озноб ледяными колючками пробежал по спине. От неприятного ощущения его передернуло. Она ненавидит Лэрамита. Ее не волнует, что именно ему предстоит казнить его. Все же интересно, она ли предала Лэрамита.
В вечерней газете напечатали дополнительные подробности. На первой странице была ее огромная фотография: лицо, перекошенное яростной ненавистью до такой степени, что ее едва можно было узнать, рука с вытянутым указательным пальцем, удлиненными утолщенным слишком близко стоявшей камерой, молчаливо-торжественно символизирующим крайнюю степень отвращения. Эта фотография взволновала его. Из кратких биографических данных бросалось в глаза ее благородное происхождение, но ее поведение в суде никак не вязалось с полученным изысканным воспитанием. Потом капитан вспомнил, какими непростыми были два последние года в республике и что наверняка она была очевидцем многих мерзостей. Теперь вот ее тесная связь с Лэрамитом и позже донос на него. Даже газеты отметили этот факт. Она обвиняла его в связях с опальным ныне диктатором, находящимся в изгнании, и в заговоре с ним с целью свергнуть Томазино.
Надо быть поосторожней с ней в будущем, решил капитан. Встретиться еще несколько раз и завязать. Не хотелось, чтобы она начала так же ненавидеть его.
Но позже ему стало смешно от подобных страхов. Он - капитан армии Томазино де ла Луса. Ничто не угрожает ему; он в безопасности. Но, с другой стороны, был же Лэрамит наперстником Томазино. Да, но не стоило критиковать вождя за безынициативность и неспособность поднять экономику.
Он, капитан, совсем не то. Он никогда не углублялся в политику и не высказывал к этому желания. Он присоединился к Томазино как солдат и останется им.
В этот вечер начальник тюрьмы сообщил, что на ночь не намечено ни одного расстрела. Было двое заключенных, приговоренных к смертной казни за совершенные злодейства, но с ними решили подождать до следующего раза, когда, как предполагалось, вместе с ними пойдет на расстрел Лэрамит. Высший суд завтра будет пересматривать смертный приговор Лэрамита, но не ожидалось его отмены, учитывая публичное заявление Томазино, провозгласившего Лэрамита виновным и заслуживающим только смерти.
