Михаил Огарев - Проказница, Святогор и вечеря по понятиям или Бесами торговать разрешено !
На принадлежность подъехавшего здоровенного ниггера к эфиопскому племени "тиграи", несомненно, указывала его широченная двуколка, запряженная как раз самым настоящим полосатым тигром. Вспоминая свое недавнее сафари, лоб мучительно наморщился, ибо из всех четвероногих, в которых ему, удобно расположившемуся в кузове "джипа", довелось палить из дрянного китайского "калаша", полосы имелись лишь у зебер, то бишь тамошних лошадей. По счастью, перед глазами всплыла страница из еще одной книжки, которую он вынужден был пролистать, дабы угодить своей новой герлице Снежане с литературного факультета - ей нужен был непременно образованный хахаль! Плотный томина толщиной аж в два красных декоративных кирпича повествовал про одного доисторического пахана с кликухой точь-в-точь, как у самой известной столичной команды, - он классно сумел поднять древнеримские "зоны" и пальмоповалы против тамошних ментов... Тем не менее, до профессионального чтива роман никак не дотягивал, ибо изобиловал нудными и совершенно не нужными описаниями природы, а также "психологическими и портретными характеристиками героев", (как обожала выражаться его жутко выпендрежная Снежка), и тому подобными словесным хламом. Но вот в двух местах точно упоминалось о свирепых тиграх из Ливийской пустыни! А если они раньше там водились, то могли где-нибудь сохраниться и до наших дней. Африка, она ведь большая; не меньше, поди, Красноярского края, где ему довелось первый срок мотать. А сафари проводили всего-то между одной Конгой и другой Конгой...
Вид у крупного представителя семейства кошачьих оказался, действительно, таким, словно это и был последний, безнадежно вымирающий экземпляр из Триполитанской страны - самого крайнего форпоста некогда Великой Римской Империи. Донельзя поредевшие пучки усов, выпирающие арки ребер, вылинявшие краски подранной на боках шкуры, зубы под стать разве что какой-нибудь безобидной травоядной особи, отвислый и больной зад - все это могло вызвать лишь брезгливое любопытство, переходящее в откровенную жалость к несчастному животному и столь же открытую неприязнь к отменно сытому и здоровому хозяину. Тот, очевидно, был преисполнен гордости за свое крайне необычное транспортное средство, так как, освободив усталую зверюгу от упряжи и крепко привязав, он первым делом снова вскочил на повозку и, вытянувшись во весь свой немалый рост, принялся по дуге из-под ладони обозревать "пятачки" многочисленных стоянок. Там было на что посмотреть! Изящные тарантасы и вычурные кареты, залихватские брички и настоящие гоночные колесницы, скрипучие хохляцкие арбы и совсем уж простецкие телеги самых причудливых национальных принадлежностей обеспечивались разнообразнейшими "живыми двигателями" - от лапландских оленей и орловских рысаков до тибетских яков и руандийских лунорогих буйволов. Восхищение вызывали и двигатели внутреннего сгорания, упакованные в блестящие оболочки из металла и стекла, под выразительными названиями "Шкода", "Хорьх", "Хаммер"... Однако эфиоп спрыгнул на землю, явно удовлетворенный произведенным осмотром. Прирученного хищника вроде тигра больше ни у кого не было.
Тем временем его зверь и произвел жизненно вполне естественный, но крайне омерзительный с этической и эстетической точек зрения поступок: он как следует поднатужился и, выдав громкий предупредительный звук, навалил прямо на благоухавшую до сего момента клумбу обильную и удивительно вонючую кучу. Ее вульгарнейшее амбре, намертво перебившее все прочие обонятельные изыски, заставило лба в кожанке вылезти из машины, широко расставить ноги, внушительно упереть в бока руки и, вальяжно выпятив живот, мощно харкнуть в сторону прилюдно обделавшихся соседей.
Представитель гордой народности "тиграи" воспринял это как выпад и отреагировал соответственно. Его пузо под свободной полотняной накидкой "шамму" оказалось не менее внушительным, чем у кожаного, ну а зарывшийся в волосатой груди золотой крест, равно как и подобного же металла цепь, и размерами, и весом вполне соответствовали самым строгим международным братковым понятиям. Кроме того, правое кулачище эфиопского авторитета сжимало длинную трубку явно не мирного назначения, на что указывал торчавший из нижнего ее конца заостренный шип...
Назревал очередной правильный базар, к чему следовало традиционно подготовиться, а именно: небрежно расстегнуть пиджак, широко шевельнуть его бортами и продемонстрировать длинноствольную "дуру" в кобуре под левой мышкой. Что немедленно и было сделано. После этого тиграйский и таганский качки смерили друг друга презрительными взглядами, но до выяснения отношений дело так и не дошло - этому помешал внезапный грохот и лязг, сопровождавшийся очередной удушливой вонью на сей раз из выхлопной трубы. Последнюю свободную площадку напротив занял внушительный драндулет, при одном взгляде на который у африканского мордоворота отвисла белозубая челюсть. Лоб славяно-чувашской народности оказался в несколько лучшем положении, ибо означенный военный механизм однажды наблюдался им в исторической кинохронике. Тем не менее, неожиданное появление еще одного "тигра" - на сей раз из стомиллиметровой брони - шокировало и его.
Пятидесятипятитонная закопченная махина хрипло разок рыкнула, пошевелила плотоядно двумя пулеметами, словно усами, и коротко повела вправо-влево страшной пушкой, после чего ее дауновская башня замерла в каком-то неопределенно-вопросительном положении. Вскоре небрежные вопросы, а затем и почтительные ответы, были озвучены двумя офицерами средних лет, появившимися на броне - их лощеный арийский облик прямо-таки дышал аристократизмом и надменностью:
- Also, sehe ich wieder die russischen Leute? Doch haben sie sich verandert! Die Ordnung existiert? Nein?! Donnerwetter!
- Erleiden Sie einen Tag, der Herr der General. Morgen werden wir in Berlin abreisen. Uber, die Zivilisation!
- Ja, ja... Hier gibt es das gute Hotel? Das heisse Wasser und die schonen Zimmermadchen?(1)
- А хрен их знает...
Младший по чину неожиданно для самого себя перешел на местную разновидность эсперанто - в выразительно-лаконичной, но совершенно недопустимой для вышколенного военного манере. Тотчас спохватившись, он рассыпался в многословных унизительных извинениях, сопровождая их сокрушенными разводами рук. Понимающий ситуацию, генерал снисходительно похлопал его по плечу:
- Ничего, мой милый Юрген, бывает. Сам однажды послал бялоцерковского старосту по весьма непристойному адресу. Прямиком к матушке сразу после ее совокупления...
Повторив еще раз ободряющий жест, генеральская рука опустилась к своему правому сапогу и извлекла блестящий стек, которым сразу же принялась методично щелкать по зеркально начищенному голенищу. Генеральские глаза из-под козырька выгнутой фуражки скользнули холодным взглядом по застывшим в ступоре двум черно-белым браткам, а затем скучающе обратились к созерцанию многочисленных плакатов, коими были заляпаны все наружные стены огромного терема - своей тыльной стороной сруб-барак примыкал именно к нему. Стиль воззваний не восхищал особой оригинальностью, смысл и того меньше:
