Айзек Азимов - Фантастическое путешествие (авторская книга)
Рейд не обратил на него внимания.
— Нет. Потом вы окажетесь на в силах выполнить ни одного обещания, которое даете на будущее. Звоните шефу тут же, сейчас, ясно? Немедленно! Вы можете пробиться к нему. Сию секунду, не откладывая, потому что вы единственный, кому это под силу. Дайте ему понять, что наша служба не просто обслуживает нужды обороны. Или свяжитесь с комиссаром Фурналдом. Он на нашей стороне. Скажите ему, что мне нужны любые крохи сведений о биоисследованиях. Дайте ему понять, что у вас есть право голоса. Послушайте, Ал, нам придется орать во всю глотку, чтобы нас услышали. И, скорее всего, нам придется вступить в драку. Как только Бенес окажется здесь, на него навалятся настоящие генералы, черт бы их побрал, и они вообще отстранят нас от работы в комиссии.
— Я не могу, Дон. И не хочу... Как бы вы ни настаивали, я и пальцем не шевельну, пока Бенес не окажется на месте. И мне не нравится, что в такое время вы пытаетесь схватить меня за горло.
У Рейда побелели губы.
— Что прикажете делать, генерал?
— Ждать, как и я. Считать минуты.
Полковник повернулся, собираясь уходить. Как
бы ни был он разгневан, Рейд держал себя в руках.
— На вашем месте я бы взял транквилизатор, генерал.
Картер молча проводил его взглядом и посмотрел на часы.
— Шестьдесят одна минута! — пробормотал он, снова принимаясь терзать скрепку.
* * *
Рейд испытал подлинное облегчение, когда переступил порог кабинета доктора Микаэлса, гражданского главы Медицинской службы. Выражение широкого лица Микаэлса обычно колебалось между мягкой спокойной расположенностью и неопределенной озабоченностью, которую, впрочем, не стоило воспринимать слишком серьезно.
Перед ним были разложены неизменные графики и схемы, изучением которых он, как правило, бывал занят. Для полковника Рейда все они были одинаковы: головоломки, в которых невозможно разобраться, и, собранные воедино, они вызывали в нем' чувство безнадежного отчаяния.
Время от времени Микаэлс пытался объяснить Рейду их смысл, вкладывая в эти импровизированные лекции изрядную долю пафоса.
Выяснялось, что кровоток можно проследить, если ввести в него слабый радиоактивный реагент и отметить его путь в организме (неважно, человека или мыши), ибо появлялась возможность его отснять и, так сказать, пользуясь принципом лазерного сканирования, получить трехмерное изображение кровеносной системы.
— Впрочем, подробности несущественны, — обычно на этом этапе объяснений Микаэлс прерывал себя. — Словом, вы получаете изображение всей системы кровообращения в трех измерениях, любая часть или проекция которой может быть переведена в двухмерный план и увеличена в той мере, в какой это нужно для работы. При достаточном увеличении можно добраться и до мельчайших капилляров.
— Так что я превращаюсь в настоящего географа, — добавлял Микаэлс. — Географа человеческого тела, путешествующего по его рекам и заливам, от истоков до устья; и заверяю вас, сеть эта куда сложнее, чем что-либо на Земле.
Из-за плеча Микаэлса Рейд посмотрел на схему и спросил:
— Это чья, Макс?
— Не стоит внимания. — Микаэлс отбросил схему в сторону. — Я сижу и жду, вот и все. В ожидании принято читать книги. Я читаю кровеносную систему.
— И ты ждешь, да? Как и он. — Движением головы Рейд показал в направлении кабинета Картера. — И ты ждешь того же самого?
— Бенеса, который должен прибыть сюда. Конечно, но все же мне как-то не верится.
— Во что не верится?
— Я не уверен, что этот человек именно таков, каким он себя представляет. Я физиолог, в чем не сомневаюсь, а не физик. — С самоуничижительным юмором Микаэлс пожал плечами. — И мне приходится верить экспертам. Они говорят, что выхода нет. Я слышал, как они говорили, что, мол, в силу Принципа Неопределенности у нас есть только строго отмеренное время. А можешь ли ты позволить себе спорить с Принципом Неопределенности?
— Я тоже не эксперт, Макс, но те же самые специалисты заверили нас, что в данной области Бенес — самый крупный эксперт из всех них. Другая Стороца, имея его в своем распоряжении, держалась на одном уровне с нами только благодаря ему; именно только с его помощью. У нас есть Залецкий, Крамер, Рихтхейм, Линдсей и все прочие, а у них нет никого, кто мог бы сравниться с этими светилами... Но наши самые крупные шишки считают, у него должно что-то быть, раз он так говорит.
— В самом деле? Или они просто считают, что мы не имеем права упускать ни малейшей возможности? В любом случае, если даже выяснится, что у него ничего нет на руках, мы все равно выиграем этот ход, организовав его бегство. И они не смогут больше пользоваться его услугами.
— Чего ради ему врать?
— А почему бы и нет? — возразил Микаэлс. — Это помогло ему унести ноги. Это поможет ему очутиться здесь, чего, как я предполагаю, он и хотел. И если выяснится, что у него ничего нет, мы же не будем отсылать его обратно, так? Кроме того, он, может, и не врет — просто ошибается.
— Хмм, — Рейд откинулся на спинку стула и задрал ноги на стол, что явно не соответствовало его статусу полковника. — Ты попал в самую точку. И даже если он надул нас, Картеру это пойдет только на пользу. Как и всем им, идиотам.
— Тебе ничего не удалось добиться от Картера?
— Ничего. Он решил ровным счетом ничего не предпринимать до появления Бенеса. Он сидит и считает минуты, как и я. Осталось сорок две.
— До чего?
— До прибытия самолета с ним в аэропорт. Биоисследования пока ничего не сообщают. Если Бенес все это организовал, только для того, чтобы удрать от Другой Стороны, мы вытянули пустышку, да и в любом случае у нас все равно ничего нет. Все достанется системе обороны — все до ломтика, до крошки, до капли. Они будут так счастливы этим игрушкам, что ни за что не откажутся от них.
— Чепуха. Может, поначалу они и вцепятся в них, но и у нас есть возможность надавить. Мы можем напустить на них Дюваля, этого напористого богобоязненного Питера.
По лицу Рейда скользнула тень отвращения.
— Я бы с удовольствием напустил его на военных. И исходя из того, что я сейчас чувствую, напустил бы его и на Картера. Если Дюваль будет настроен добиваться своего, а Картер не пойдет ему навстречу, я бы свел их воедино и пусть бы они загрызли друг друга до смерти...
— Откажись от этих разрушительных идей, Дон. Ты слишком всерьез воспринимаешь Дюваля. Хирург — это художник, скульптор, работающий с живой плотью. Великий хирург — это великий художник, обладающий его же темпераментом.
— Ну, темперамент есть и у меня, но я не хочу, чтобы все болячки доставались только мне. Почему только Дюваль обладает монопольным правом быть надменным и хамоватым?
