Андрей Саломатов - Мыс дохлой собаки
Связываться с заводским "Коза ностра" Нечайкину не хотелось. Он лишь решил для себя больше не пить с этим человеком, но вскоре позабыл о своем решении.
Докурив сигарету, Нечайкин поднялся на второй этаж в раздевалку и переоделся из грязного домашнего в ещё более грязный рабочий комбинезон. Переодевался он всегда быстро, потому что запах мафиозных трусов во время переодевания душил его, и тогда Нечайкину приходилось подбегать к окну, чтобы глотнуть свежего воздуха. Кроме того, Нейчайкин боялся вместе с отвратительным запахом вдохнуть в себя какую-нибудь венерическую заразу. О том, как лечал эти болезни в больнице, Нечайкин был наслышан и страшно боялся попасть туда. Знакомый рассказывал, что каждый вновь прибывший в кожно-венерологическую лечебницу обязательно первые несколько дней служит наглядным пособием для студентов и студенток медецинского института, и те без зазрения совести часами разглядывают заболевший предмет, крутят его и так, и эдак, да ещё распрашивают больного о его интимной жизни. Последнего Нечайкин боялся больше всего, потому что половой жизнью жил очень нерегулярно, а если и случалось такое по пьянке, то на следующий день он совершенно ничего не помнил, а потому и рассказывать ему было не о чем.
В цехе Нечайкин поздоровался с ближайшими к нему женщинами, сел на свое рабочее место и минут двадцать исправно работал: обрезал ножницами концы ниток, которыми прошивали лейблы. Ножницы были такими тупыми, что лишь жевали нитки, и Нечайкину чаще приходилось их откусывать. Он уже месяца два просил мастера наточить орудие произодства, и тот обещал посодействовать, но точильщик почему-то всегда оказывался пьяным. Только один раз Нечайкин застал его трезвым у электрического точила, и пока крепко поддатый электрик менял вилку на проводе, точильщик успел похмелиться, а похмелившись, послал Нечайкина в магазин за добавкой. Он выпили и про ножницы вспомнили только на следующий день, когда у точила почему-то сгорел мотор.
Откусив в чередной раз нитку, Нечайкин крепко выругался, взял ножницы и отправился к точильщику, в его отдельный кабинет, обклееный фотографиями полуголых женщин и детей из журнала "Здоровье". Но до кабинета точильщика Нечайкин так и не дошел. В углу цеха, за огромной горой картонных коробок из-под тушонки и макаронов, он увидел Прохорову - швею-вышивальщицу, которая пришла работать на завод всего неделю назад и за это короткое время успела вскружить головы всем мужчинам из бригады обрезальщиков и тянульщиков люрекса.
Прохорова была здоровой красивой бабой с мощными покатыми плечами, колоссальной грудью и пористым носом, похожим на большую очищенную картофелину с синими глазками. Единственное, что портило Прохорову, это её зубы. Их не то что бы не было, когда-то они, конечно же, были, но в процессе жизни сильно испортились, почернели и стали похожи на редкие обгоревшие зубья старой ножовки.
- Ну что, бля? - поздоровался Нечайкин с Прохоровой и, оглядевшись, нырнул в проход между коробками и стеной. Прохорова довольно заулыбалась, погладила обеими руками необъятный живот и сахарным голосом ответила:
- Слыхал, дилектора сняли. В тюрьму сажать будут. Лейблы налево гнал. Правильно его. Разве ж можно так пить?
- Пить можно, - уверенно проговорил Нечайкин. - Только пить надо с умом. - Он погладил её по замечательной груди, ткнул пальцем в живот и с уважением добавил: - Эк тебя..!
Затем осторожно, будто Прохорова могла упасть и разбиться, он обнял её руками за талию и притянул к себе. Осторожничал Нечайкин больше из боязни, что Прохорова слишком положительно отнесется к его ухаживаниям. Трезвый Нечайкин неохоч был до женщин и если приставал к кому, то лишь по привычке или из желания казаться настоящим мужиком. Он даже не сумел бы ответить, действительно ли ему приятно обнимать эту большую женщину, тем более, что изо-рта у Прохоровой пахло чем-то давно лежалым и не совсем съедобным.
- Ну-ну, не балуй, - поощрительно сказала Прохорова. - Чегой-то тебя с утра пораньше на баб потянуло?
- Мимо такой разве пройдешь? - ответил Нечайкин и с восхищением добавил: - Королева!
Нечайкин прижался своим высохшим туловищем к мягкому животу Прохоровой и изобразил на лице блаженство.
- Домой бы пригласил, - сказала Прохорова. - Я баба одинокая. Вы же мрете как падлы.
- Приглашу, - без энтузиазма пообещал Нечайкин. Он вспомнил свою раскладушку, которая досталась ему после раздела имущества с бывшей женой, и подумал, что это хлипкое спальное сооружение не выстоит и минуты под могучей Прохоровой.
- А хочешь, в Муром поедем, на выходной? - предложил Нечайкин. - У меня так кореш живет. Прямо у вокзала, рядом с центральной пивной. Или пойдем в кино. У нас во "Вперед" новый фильм крутят. По Камю.
- Я не люблю экзистенциалистов, - ответила Прохорова. - Меня блевать тянет от всей этой интеллигентской туфты. Все эти Кьеркегоры, Буберы и Ницши сами не знают, чего хотят. Надо не преодолевать интеллектуализм рационалистической философии и науки, а работать. Вон, у нас в цеху все время тянульщиков не хватает. - Прохорова положила свои мясистые руки на плечи Нечайкину, ощупала его ключицы и сочувственно сказала: - Худенький ты какой-то, и волосы у тебя секутся.
- Это от сублимации, - отворачиваясь, чтобы не слышать тяжелого дыхания Прохоровой, ответил Нечайкин. - Возраст, бля. Тридцать четыре скоро стукнет.
За нагромождением коробок послышались шаги, Нечайкин быстро отскочил от Прохоровой, но опоздал. Обернувшись, в проходе он увидел Кузьмина жестокого и мстительного мужиченку с заячьей губой. Тот нехорошо ухмыльнулся и с каким-то зловещим присвистом на весь цех шутливо сказал:
- Нечайкин, сука, опять ты мою бабу лапаешь? Смотри, гендонист хренов, я тебе руки поотрываю и глаз на жопу натяну.
- Иди ты, тоже кавалер нашелся, - довольная тем, что стала предметом спора, сказала Прохорова.
- Ну да, твоя баба, - уныло ответил Нечайкин. Он люто ненавидел Кузьмина и презирал его за то, что Кузьмин считал, будто гедонист, или как он выражался - гендонист, это человек, занимающийся онанизмом через презерватив.
Нечайкин боялся Кузьмина за подлый жестокий нрав и был уверен, что теперь этот плешивый хмырь обязательно будетмстить ему и без разборки не обойтись. Нечайник с тоской подумал, что ему наверняка придется поить Кузьмина вермутом и может даже не один раз. Он прикинул, в какую сумму ему обойдется мировая, но быстро запутался в арифметических расчетах и невпопад проговорил:
- Ножницы никак наточить не могу. Где точильщик? Опять с утра нажрался?
- В Брюссель твой точильщик укатил, - с тем же зловещим присвистом ответил Кузьмин. - В командировку послали ножи точить. Вчера с филиала позвонили, сразу и уехал.
