Александра Флид - Порабощение
В наш корпус она приходила каждый день – родителям разрешалось проводить с отмеченными по два часа ежедневно. Мама использовала каждую возможность и наведывалась ко мне. Я до сих пор помню те часы, которые мы проводили в белой комнате, в которой не было никакой мебели – только одни ковры и большие окна без занавесок. Почему там было так пусто? До сих пор не пойму.
До пяти лет я ни в чем не знала недостатка. Я не страдала от жажды как другие дети и не приучала себя к грязной одежде. Я, как и другие отмеченные из моего класса, жила в хороших условиях, и так могло бы продолжаться еще очень долго, если бы не одно обстоятельство. Дело в том, что мы регулярно проходили тесты. Первый назначался в три года. После этого отсеивалась четвертая часть детей. Второй проводился еще через год – нам было по четыре. По завершении тестирования оставалась лишь половина от первоначального числа отмеченных. Последний тест – в пятилетнем возрасте – оставлял в стенах Корпорации четвертую часть детей. В эту последнюю часть я попасть не смогла.
Маму понизили до чистки туалетов, а я отправилась домой. Наша общая норма составила пятьдесят литров воды – из ее заработной платы вычитали то, что как считалось, было переведено напрасно за те годы, которые я прожила без пользы, растрачивая бюджетные средства. Ее оклад снизился до двух тысяч баллов.
Женщина, у которой отняли почти все, стала опасной и непредсказуемой. Впрочем, это только то, что известно мне. На самом деле, я уверена в том, что мама могла бы рассказать куда больше.
Женщина без надежды
Девушка была смуглой и низкой, но при этом очень красивой. Ее кожа даже на вид внушала доверие. Не пергаментная хрупкость, а настоящая упругая и эластичная биологическая ткань. Та самая, которая не лопается от первого удара – ее можно было бы вдоволь отхлестать, пока она начала бы исходить кровью. Никон наблюдал за ней постоянно. Ему нравилось даже просто смотреть на то, как она двигается. Серая роба уборщицы ее не уродовала. По крайней мере, он не замечал в ней недостатков.
Надо же, как же это возможно? Это настоящая плоть. Настоящая, живая, красивая и теплая плоть, которая так крепко пришита к костям. Даже кости, судя по всему, были основательными. Затянуть в веревки такие запястья – уже радость. Густые черные волосы можно было бы убрать в узел или просто оставить. Нет, возможно, они закроют лицо, а такие изящные черты прятать нехорошо. Но и отказываться от блестящих волос было бы непростительным расточительством. Ее лучше вообще сечь с двух сторон. Вначале с лица. Потом со спины. Он даже облизнулся. Девушка определенно заслуживала внимания.
Корпорация была огромной. Маль не знала всех ее пределов, хотя иногда в ней просыпалось любопытство касательно реальных размеров и масштабов места, где она работала. Она могла лишь предполагать, насколько велик был комплекс зданий, цехов и соединительных тоннелей, однако настоящую картину охватить не мог никто. Разве что только с большой высоты, но летательные аппараты вышли из употребления уже очень давно. Впрочем, даже при таком положении вещей один миллион сотрудников с большим трудом умещался на этой обнесенной высокой оградой территории. Маль обслуживала несколько цехов и один тоннель, выходивший в столовую. С недавних пор ко всему этому прибавились еще и туалеты – пятьдесят зловонных кабинок.
Отмываться приходилось отравленной водой. Для этого существовали специальные маски, закрывавшие нижнюю часть лица. От масок тянулись пластиковые трубочки, выходившие наружу, за стену кабинки. Конечно, вода затекала и внутрь, но без маски ее было намного больше, а дышать становилось слишком тяжело. После того, как вся грязь отмывалась и засасывалась в трубу, Маль осторожно отвинчивала краник с чистой водой. Выливать на себя полагалось не больше одного литра. Если удавалось сделать очень тонкую струйку, то этого хватало, чтобы очистить волосы и почти все тело.
Обычно она справлялась за десять минут, а потом освобождала душевую и, пройдя по путаным коридорам, покидала здание. С прошлой недели у нее появилась причина, чтобы торопиться домой – там ее дожидалась маленькая Хельга. Каждый раз, возвращаясь домой, Маль боялась найти свою дочь мертвой. Приучить ребенка к тому, что большая часть воды непригодна для питья, оказалось очень сложно. Хельга привыкла жить там, где вода лилась рекой. Она не знала отказа ни в одном из своих капризов, и теперь ей было сложно привыкнуть к постоянному одиночеству и куче ограничений. Для безопасности Маль завязала почти все краники и закрыла окна, но внутри нее всегда скреблись сомнения. Вдруг Хельга все-таки решила поиграть водой из крана? А что если она опрокинула банку с дневной порцией воды, и потом из-за жажды рискнула выпить водопроводной отравы?
Маль резко завернула кран и вышла из кабинки. На мокрое тело одежда натягивалась с большим трудом, и дело осложнялось спешкой. Ей хотелось поскорее вернуться домой, и поэтому, когда в коридоре ее остановил начальник, она даже опешила и не сразу поняла, чего от нее хотят.
Впрочем, такое понять было бы нелегко в любом случае.
– Как привыкаешь к новому окладу? – улыбаясь, спросил он.
– Сложно, но терпимо, – честно ответила она.
– С ребенком это непросто. Что сделаешь с ней?
Вопрос показался ей странным. Что она могла сделать со своей девочкой? Она хотела вырастить ее так же, как это делали другие любящие матери – постараться заработать денег и отправить в школу. Если сумеет дать ей пять классов, этого будет довольно. Дальше этого она еще не загадывала.
– На будущий год в школу.
– Да будет ли эта школа? Разве ты сможешь откладывать?
С чего бы ему этим интересоваться? Возражать было не принято, и Маль удержалась даже от недовольного взгляда, спрятав его под ресницами. Она ждала, когда он ее отпустит.
Никон положил руку на ее плечо, и она едва смогла заставить себя не убежать сразу же.
– Я мог бы тебе с этим помочь. Я мог бы решить твои проблемы.
– Ваша супруга вряд ли будет этому рада.
– Моя супруга не удовлетворяет некоторые из моих интересов. Ты же знаешь, они у меня весьма специфические.
О пристрастиях Никона знали почти все, но вслух об этом говорить боялись. Слишком уж страшно сплетничать о начальстве, когда зависишь от него со всеми потрохами.
– Простите, я тоже вряд ли смогу вам помочь, – все еще глядя строго вниз, на носки своих туфель, твердо сказала она.
– Подумай хорошо. Я знаю, тебе нелегко принять решение.
Он отпустил ее, не приняв при этом высказанного отказа. Навязал ей раздумья, о которых она и не помышляла. Превращаться в отбивную? Нет уж. Калечные и больные слоняются по улицам и выпаривают чужую мочу, потому что у них нет денег на воду. Нет, к ним она не присоединится.
