Павел Комарницкий - День ангела
— Ты, Михалыч, будто всю жизнь ангелам крылья складывал… — прохрипел Илья.
Слово, уже давно настойчиво царапавшееся в подсознании, было произнесено. Ангел! Мы сбили машиной ангела. Охренеть можно! И потом, разве бывают ангелы женского рода?
Однако раздумья следовало отложить на потом. Девочку-ангела, аккуратно спелёнутую палаткой, мы осторожно уложили на заднее сиденье. Михалыч разместился возле неё на полу, молча указав мне место сзади. Места сзади не было, всё забито. Подскочил Эдик, молча откинул задний борт, и ценные бачки с нашим уловом загремели, покатились по земле.
— Садись, живо!
На этот раз Эдик превзошёл себя. Дорога если и улучшилась, то не намного, но УАЗ почти не кидало на ухабах. Наконец мы вышли на ровную просёлочную грунтовку, и машина полетела, как птица.
Рёв мотора и невероятность, нереальность происшествия отбили у всех желание говорить. Михалыч придерживал пострадавшую. Эдик, зачем-то пригнувшись, вцепился в руль мёртвой хваткой, и в зеркало заднего вида я видел его дикие глаза. Такие же глаза были и у Ильи, который поминутно оглядывался. Думаю, что и у меня выражение было не лучше.
Однако, что же делать? Куда теперь? В больницу? В какую?
— Эдик, давай в Осташков, тут ближе будет, — сквозь рёв мотора прокричал Михалыч.
— Домой… — вдруг внятно сказала девочка-ангел. Голос был неожиданно глубоким, совсем не детским.
— Что?! — ошарашено спросили мы с Михалычем разом.
— Назад… Домой… — вновь внятно произнесла девочка. Она очнулась и широко открыла глаза, наполнившиеся ярко-синим сиянием. Губки девочки кривились — ей, очевидно, было больно.
— Девочка, тебе надо в больницу, — растерянно пробормотал я.
— Дурак… Нельзя… Назад! — девочка перевела взгляд на меня, взглянула мне прямо в глаза, и у меня в голове вдруг всё закружилось. И я вдруг понял — она права. Никаких больниц! Домой!
— Эдик, останови, — в ту же секунду сказал и Михалыч.
Эдик плавно затормозил и зачем-то заглушил мотор. Теперь все мы растерянно смотрели на нашу невольную пассажирку. Но она уже вновь закрыла глаза, и лишь веки с длиннющими, густыми золотистыми ресницами чуть трепетали.
— Поворачивай… Дорогу я покажу… — еле слышно прошептала она.
Мы переглянулись. Эдик неуверенно потянулся к ключу зажигания.
— Поворачивай, Эдуард. Мы действительно дураки. Нельзя ей в больницу, — сказал Михалыч.
— Да вы что! А если она помрёт?! — Эдик ещё пытался возражать.
— Она сказала — назад. Ей виднее.
— Это же ребёнок!
— Эдик, очнись! Какой ребёнок! Это инопланетянка, и там у них космический корабль! — неожиданно встрял Илья.
Ай да маэстро! Сказанул так сказанул!
— Или портал перехода в Царство Божие! — ляпнул вдруг я. И откуда что берётся?
Мои слова добили несчастного Эдика. Судорожно всхлипнув, он завёл мотор, молча развернул УАЗ и снова погнал его по пустынной дороге.
Я вновь посмотрел на нашу пострадавшую. Из-под палатки торчали босые, чуть запылённые маленькие ступни. Детские ступни. Только вот пальцы… Длинные, заметно длиннее нормальных человеческих, и большой палец чуть отставлен. Наверное, подумал вдруг я, такими пальцами очень удобно хвататься за ветки.
Чушь! Разве ангелы сидят на ветках? Это же не вороны! А что мы вообще знаем о них?
Почему-то пальчики эти добили меня. Смешно — крылья нет, а пальчики да.
Пару минут мы ехали в полном молчании. Машина вновь нырнула в лес, начались ухабы. Эдик сбавил ход.
— Сейчас направо… — не открывая глаз, вновь отчётливо произнесла девочка.
Действительно, лесную дорогу пересекал совсем уже незаметный, полузаросший путь. Эдик послушно повернул направо, в открывшийся просвет. Эта дорога была очень узкой, двоим уж точно не разъехаться, зато здесь не было колдобин — путь был едва накатан. Под колёсами трещал валежник, по днищу скребли молодые деревца. Ещё год-другой, и здесь не проехать даже на грузовике.
— Налево… — вновь скомандовала наша невероятная пассажирка, по-прежнему не открывая глаз. Как она видит?
Эдик вновь послушно свернул, но через десяток метров вдруг сбавил ход и остановился. Дорогу впереди перегораживало здоровенное поваленное дерево, толщиной в два обхвата, если не больше.
Девочка вновь открыла глаза, закусила нижнюю губку и страдальчески выгнула брови, её личико заблестело от пота. «Наверное, ей очень больно» — сочувственно успел подумать я, и тут же мысль вылетела у меня из головы. Громадное дерево шевельнулось, заскрежетало и вдруг стремительно-плавно взлетело, встав на своё место.
— Шлагбаум… — потрясённо выдохнул Илья.
— Скорее… — с мукой выдохнула девочка.
Эдик торопливо, с хрустом врубил передачу, и машина нырнула в просвет. Сзади заскрежетало, тяжело ухнуло — шлагбаум закрыт, путь назад отрезан.
Деревья между тем сомкнулись над головой, и мы ехали как в тоннеле. Впереди в свете фар на дороге заблестела вода. Огромная лужа перекрывала нам путь. Пожалуй, тут не пройдёт и трёхосный «Урал».
— Не останавливайся… — вновь проговорила наша пассажирка.
Ей явно стало хуже. Лицо стало иссиня-белым, почти прозрачным, губы побелели, почти не выделяясь на фоне лица. И только огромные, теперь почти фиолетовые глаза ещё жили на этом вконец измученном лице.
УАЗ проскочил лужу, как по асфальту, под тонким слоем воды (или не воды?) оказалась твёрдая гладкая поверхность. Дальше дорога была чистая, покрытая ровной плотной травой, как английский газон. Эдик дал газ, но разогнаться толком не успел.
Машина вдруг остановилась. Я впился глазами в световой конус, очерченный фарами в чаще леса, невольно ожидая увидеть что-то невероятное — скажем, космический корабль.
В свете фар виднелись могучие дубовые ворота, почерневшие от времени, с коваными позеленевшими петлями (бронзовые, что ли?). Справа и слева в чащу леса уходил частокол, виденный мной ранее лишь в кино про древнюю Русь — брёвна метров семь высотой, с круто заострёнными вершинами.
Девочка вновь выгнула брови, напрягаясь — было видно, что она удерживается от беспамятства на последнем пределе сил.
Ворота дрогнули, медленно и бесшумно распахнулись, и Эдик, уже не дожидаясь команды — начал понемногу привыкать — въехал внутрь.
Нашему взору открылся довольно обширный двор, поросший травой и окружённый раскидистыми купами каких-то деревьев справа и спереди. Под сенью деревьев прятались какие-то приземистые строения. Слева же возвышался настоящий терем, сложенный из неохватных брёвен, на серо-гранитном фундаменте, с замшелыми плахами тёсаной (или тесовой?) крыши, резными наличниками высоких стрельчатых окон, забранных странными решётчатыми переплётами. В терем вело высокое и широкое крыльцо, прикрытое сверху изящным резным козырьком-навесом.
