Борис Лавренко - Звездолет возвращается на Землю (сборник)
Сборник документов эпохи Великого Октября лежал на коленях нераскрытый. Георгий Павлович Гордеев — выдающийся астронавт, руководитель внешнего отдела Института космоса, был в то же время крупнейшим историком. И трудно сказать, в каком из этих двух так отдаленных друг от друга занятий был смысл его жизни.
Прошло около десяти лет, как по узкому трапу он сошел с космического корабля. Навсегда… А кажется, только вчера сидел в рубке и протягивал руку к кнопке с короткой, но полной огромного смысла надписью: «Старт». Всякое бывало. Дорогой ценой приходилось вырывать у Вселенной ее тайны. И в достигнутом — немалая доля его усилий, его труда. В звездном флоте до сих пор бытует название «Гордеевская эскадра». Попасть в эту эскадру молодому астронавту насколько почетно, настолько и трудно. «Гордеевцам» поручались самые ответственные, самые сложные задания. Они были первыми!
Сегодня он не будет гнать от себя воспоминания. Пусть тени былого входят и садятся рядом. Сегодня они имеют на это полное право. Но тому темному, тоскливому, что все чаще и чаще наваливается на него вечерами, нет места. Слишком вы, мадам старость, торопитесь предъявлять свои права!
Он поднялся с кресла, подобрал упавший томик и, ссутулясь, зашагал по кабинету. Внезапно остановился перед зеркалом и заглянул в его прозрачную глубину. Оттуда, горбясь, склонив набок голову с роскошной копной седых волос, пытливо всматривался в Гордеева высокий человек с умным и усталым лицом.
Гордеев провел рукой по бородке, обрамляющей его сухощавое лицо.
— Вы желаете что-то сказать! — спросил он свое изображение. — Понимаю… Нечего винить высокую ионизацию атмосферы, якобы дурно влияющую на настроение. Вы правы, друг мой. Дело не в высокой ионизации, а в том, — он взглянул на часы, — что через три минуты вы разменяете десятый десяток.
Десятый…
Тот, в зеркале, согласно наклонил голову.
Зашуршал механизм часов, и дважды прозвучал гонг.
— Два?! Вот вы и родились, уважаемый!
Гордеев и его двойник в зеркале церемонно поклонились друг другу.
Но тоскливое чувство, поселившееся где-то возле сердца, не уходило. Нет, сегодня ему в одиночестве не справиться!
Георгий Павлович прошел в коридор, снял с вешалки легкий плащ и открыл дверь на улицу…
В удивительной и неправдоподобной тишине пустынных улиц гулко звучали шаги. Незаметно для себя Гордеев вышел на площадь Человека. Куда теперь? Поднял голову и удивленно взметнул косматые брови.
По ту сторону площади, вспоров темноту неба, поднимался обелиск. Светлый, чистый, рвущийся ввысь, он звал, неудержимо влек к себе. И седой человек подчинился этому зову…
Георгий Павлович пересек, казалось, бесконечную площадь и остановился перед обелиском. Среди цветников покоился гигантский куб из неизвестного Гордееву легкого материала. В него врезалась светлая лестница, и шагать по ней было только бронзовому великану, что стоял на ее верхних ступенях. Дорогу вверх, к лучу-обелиску, преграждала мрачная глыба гранита. Она была уже наполовину разбита, расколота, а великан вновь заносил кайло для удара. Казалось, бронзовый человек вот-вот смахнет с лица росинки пота, двинет мускулами, и разнесется вокруг громовое эхо ударов.
На грани куба горели слова:
Вам, открывшим путь к коммунизму.
Вам, первым его строителям,
Вашему мужеству, Вашему труду.
Таял холодный ком у сердца, уходила гнетущая тяжесть.
Что ж, старость пугает его бессонницей, а он не примет этот удар! Он будет трудиться!
Гордеев взглянул на наручные часы-радиостанцию, припоминая вызов такси.
Вахта на «Утренней звезде»
Припав к прохладному и упругому пластику, Мара всматривалась вниз. Темно, только полыхают зарева огней городов. Вздохнув, она выпрямилась и подошла к столику, привычно скользнула взглядом по приборам. Все в порядке.
«Утренняя звезда». Никто иначе и не называл эту лабораторию на суточном спутнике СПУ-124, висевшем строго над Институтом космоса. С «Утренней звезды» непрерывно велось наблюдение за далеко еще не прирученным космосом, за процессами в верхних слоях атмосферы, вызываемыми вторжением солнечного газа и космических излучений. Наблюдения вели приборы, а за ними не менее пристально и неотрывно наблюдали дежурные инженеры.
Запищал хронометр следящего механизма. Пора приступать к очередному обходу. Мара раскрыла вахтенный журнал и включила контрольные приборы. Невысокая, стройная, с тонкой талией, она уверенно скользила среди них. Если бы не замысловатая прическа, можно было подумать, что это мальчишка-подросток в ладно скроенном комбинезоне.
В СПУ-124 было тесно. Наряду со стационарными приборами здесь то и дело появлялись временные. Они испытывались и проверялись. Некоторые оставались тут же, но большинство, пройдя проверку и настройку, перекочевывало на другие спутники, космические корабли и планетные обсерватории. Несмотря на полную автоматику, инструкция требовала от дежурного личного контроля за всеми приборами. Руководитель аналитического отдела шумный великан Азаров любил повторять: «Мы должны видеть каждую пылинку и слышать шепот звезд на расстоянии, по крайней мере, в пять парсеков. Это, конечно, дело автоматов, но соображать должны мы. Так что смотрите в оба и разумейте, что к чему».
Закончив обход, Мара захлопнула журнал и задумалась. Где сейчас Олег? Спит? Коротает ночь на берегу у костра или уже пробирается на лодке к заветному месту?
Не в пример некоторым своим приятельницам по лаборатории Мара любила эти ночные дежурства, но сегодня ей все же хотелось быть там, внизу. Убаюкать бы сынишку и, припав к плечу Олега, смотреть, как догорает костер, как плывет над землей такая ясная и такая короткая ночь. Плывет, щедро рассыпая свои чары. Три года назад вот в такую же ночь на лесной поляне, где юноши и девушки соревновались в ловкости, она впервые встретила Олега…
В размеренное и привычное пение приборов ворвался резкий посторонний звук. Мара вздрогнула от неожиданности. Сигналили с Земли. Запрашивали разрешение на подъем. Недоумевая, кто и зачем в такое время хочет попасть на «Утреннюю звезду», Мара посмотрела на приборы и дала разрешение.
Она видела, как далеко-далеко внизу сначала появились крохотные цветные огни «Паучка». Сверхскоростной подъемник, зажав направляющий трос в длинных членистых щупальцах, несся вверх со скоростью самолета. Вот совсем рядом сверкнули его бортовые огни, и он вскочил в ворота шлюзовой камеры.
