Говард Лавкрафт - Картина в доме
В нашем издании, которое будет состоять из двух томов вы сможете познакомиться едва ли не со всеми лучшими произведениями как самого X. Лавкрафта, так и с теми, которые были дописаны за него А. Дерлетом. А затем вас ждет сборник произведений, созданных уже одним А. Дерлетом.
Общеизвестно, что в погоне за острыми ощущениями люди иногда посещают весьма экзотические и отдаленные места. Пожалуй, именно для них в старину были созданы катакомбы Птолемеев и спрятанные в глубине заморских стран резные мавзолеи. Они взбираются на залитые лунным светом развалины башен рейнских дворцов, и робко спускаются по черным, заросшим лишайником ступеням под каменные руины давно забытых азиатских городов. Заколдованный лес и одинокая, пустынная гора - их святыни, а потому они неустанно рыщут в поисках неведомых открытий вокруг зловещих монолитов необитаемых островов. И все же подлинные ценители чего-то необычного, а то и просто ужасного, для которых очередное потрясение при созерцании неописуемо отвратительного зрелища является неизбежным финалом, увенчивающим их долгие поиски, пожалуй, превыше всех этих древностей оценят самый обычный, одинокий фермерский дом, находящийся где-то в провинциальной глуши Новой Англии, ибо только там темные элементы потаенной силы, гнетущего одиночества, гротескной вычурности и дремучего невежества соединяются воедино, чтобы создать изумительное творение подлинного кошмара.
Примечательно, что самыми зловещими оказываются именно маленькие, обычно некрашеные деревянные домики, стоящие поодаль от проезжих дорог, обычно притулившиеся на влажном, поросшем травой склоне, или прислонившиеся к какому-нибудь гигантскому обнажившемуся пласту каменной породы. Двести, а то и более того лет назад они у же стояли там, покосившиеся и приземистые, и вьющиеся растения ползли по их стенам, а деревья вздымали и раскидывали над их крышами свои ветви. Сейчас же они, пребывая под охраной темных пологов тени, почти невидимы за буйным, неукротимым покровом зелени; однако их окна с узенькими, облупившимися рамами по-прежнему тревожно поглядывают на вас, изредка словно подмигивая и маня к себе сквозь пелену вечного оцепенения, которое притупляет воспоминания о леденящих душу вещах и событиях, и тем самым защищает разум перед неизбежным помешательством.
На протяжении поколений в таких домах жили странные люди, подобных которым еще никто и никогда не видывал. Окутанные туманом своей мрачной и фанатичной веры, заставившей их отдалиться от остальных людей, их предки искали именно самую дикую и запущенную природу, желая обрести в ней долгожданную вольность. В таких местах потомки этой свободолюбивой расы и в самом деле достигали некоего блаженства, необремененные ограничениями и тяготами жизни остального человечества, однако робея и пресмыкаясь в рабских оковах невежества перед мрачными призраками их собственного разума.
Отдалившаяся от просвещенной цивилизации, сила этих пуритан текла по весьма странным каналам и находила подчас самые диковинные выходы, и в своей изоляции, в своем болезненном САМОограничении, служившем интересам борьбы за жизнь с безжалостной природой, они подчас перенимали и впитывали в себя самые темные и загадочные черты, дошедшие до них из доисторических глубин их холодного северного прошлого. По необходимости практичные, и по свойству духа строгие, эти люди отнюдь не были прекрасны в своих грехах. Ошибаясь, как и все смертные, они первым делом стремились найти для себя тайное убежище, к чему их подталкивал жесткий уклад жизни, а потому со временем даже сами начинали постепенно забывать, что именно столь старательно и ревностно скрывали. Теперь же лишь молчаливые, сонные, пугливо глазеющие окнами домики, сокрытые в темной глуши лесов, могли бы поведать случайному путнику, что именно было сокрыто в них с незапамятных дней далекого прошлого, а они ведь обычно такие неразговорчивые, эти полуразвалившиеся хибарки, и так не любят стряхивать с себя дремоту, которая лучше любого иного средства помогает забыть былое. Иногда даже начинает казаться, что было бы гораздо лучше и милосерднее вообще снести эти домики - ведь им так часто снятся тяжелые сны.
Именно в одном из таких сокрушенных временем строений я и оказался в ноябре 1896 года, когда разразившийся во второй половине дня. проливной дождь заставил меня искать какого угодно убежища, лишь бы не оставаться под его хлесткими струями. Я уже несколько дней путешествовал по Мискатонской долине в поисках кое-какой генеалогической информации, а поскольку интересовавшие меня сведения чаще всего носили весьма стародавний и расплывчатый характер, то в целях экономии времени я вскоре надумал обзавестись велосипедом, даже несмотря на столь неподходящее для такого вида транспорта время года.
Таким образом я оказался на старой и, очевидно, заброшенной дороге, которую сам же и выбрал, желая кратчайшим путем добраться до Эркхама, где меня застигла гроза, полностью исключавшая любую возможность добраться до любого из близлежащих населенных пунктов. В поисках возможного убежища я наконец наткнулся неподалеку от основания каменистого холма на одно-единственное, с виду весьма древнее и к тому же довольно неказистое деревянное строение, которое едва поблескивало мутными окнами, выглядывавшими из-за двух громадных, уже сбросивших листву вязов. Даже несмотря на разделявшее нас расстояние, это строение произвело на меня весьма неприятное и, более того, гнетущее впечатление уже в тот самый момент, когда я только заметил его с дороги. Мне почему-то подумалось тогда, что порядочные и благопристойные дома не смотрят на путешественника столь хитро, лукаво и одновременно завораживающе, тем более, что в своих генеалогических изысканиях я нередко встречал чуть ли не ветхозаветные легенды, содержание которых неизбежно должно было отвращать меня от подобного рода мест. Однако погодные условия были столь неблагоприятными, что я преодолел свой суеверный снобизм, и уже через несколько секунд крутил педали велосипеда вдоль по заросшему травой и кустарником склону в направлении запертой двери, один лишь потаенный вид которой наводил на определенные раздумья.
С первого взгляда мне показалось, что дом этот заброшен, однако, приближаясь к нему, я уже стал сомневаться в подобном мнении, поскольку хотя ведущая к нему тропинка действительно основательно заросла травой, она все же наводила на мысль о том, что ею изредка пользуются. Поэтому вместо того, чтобы сразу решительно потянуть на себя ручку двери, я осторожно постучался, чувствуя в душе смутный трепет и волнение, объяснение которым едва ли мог тогда найти.
