Клиффорд Саймак - Миры Клиффорда Саймака. Книга 7
Монахи, стоявшие вокруг, только добродушно усмехались.
— Ну, пошли, — сказал аббат. — Найдем какой-нибудь уютный уголок, где можно посидеть и рассказать друг другу парочку неприличных историй, чтобы всякие оболтусы не пялились на нас и не подвергали опасности свои души, слушая наши греховные разговоры. И не отлынивали от дел, которые им поручены. Я вижу, вы привезли оленины?
— В замке кончилось свежее мясо, а у меня выдалось свободное утро.
— Да, понимаю. Прекрасно понимаю. Солонина и копченые окорока приедаются быстро. У нас тут есть свежая зелень с огорода, мы вам дадим.
Он потянул Харкорта за руку, и они, обогнув угол аббатства, направились к крохотному домику. Там их ждала тесная комнатка аббата с выцветшими, рваными гобеленами на стенах.
— Вот сюда, в это кресло. Оно тут специально для старых друзей. Ну и для почетных гостей, только у нас таких не было уже много лет. Мы живем, Чарлз, в захолустном уголке Империи. Никто здесь не бывает, даже мимоходом.
Он принялся шарить в шкафу.
— Тут у меня припасена специальная бутылочка, — сказал он. — Я точно помню, что спрятал ее сюда. Что-то не вижу, где она.
В конце концов поиски увенчались успехом, и он вернулся с бутылкой и двумя бокалами. Один он протянул Харкорту и уселся в другое кресло, вытянув ноги и пытаясь вытащить пробку.
— Хорошо у вас хлеба взошли, — сказал Харкорт. — Мы только что ехали мимо поля.
— Да, мне говорили, — отозвался аббат. — Я сам еще не видел. Все не до того, такая уж у меня работа.
— Это не просто работа, — сказал Харкорт. — Это почетное и благочестивое призвание, и тебе оно вполне по плечу.
— Было бы это так, — возразил аббат, — тогда Церковь давно должна была бы утвердить меня в сане, как ты полагаешь? Вот уже шесть лет как я здесь временно исправляю службу, а все еще не утвержден. И если так пойдет дальше, боюсь, мне этого вообще не дождаться, вот что я тебе скажу.
— Время такое, — сказал Харкорт. — Все кругом зыбко и ненадежно. Нам по-прежнему постоянно угрожают варвары из Ближней Азии. За рекой все еще гнездится Нечисть. А может быть, есть и еще что-нибудь, чего мы не знаем.
— Но ведь это мы тут, на границе, защищаем и Церковь, и Империю, — возразил аббат. — Можно бы время от времени и про нас вспоминать. Рим должен бы о нас хоть немного заботиться.
— Империи сейчас нелегко, — сказал Харкорт. — Но такое бывало и раньше, а Рим все стоит. Стоит уже больше двух тысяч лет, если считать с основания Республики, — так, по крайней мере, говорит история. Видел он и лучшие времена, и худшие. Бывало, что слабел, как сейчас, когда границы рушатся, экономика в упадке, а внешняя политика стала совсем беспомощной…
— Против этого я не спорю, — сказал аббат. — Бывало, что Рим слабел, а раз-другой даже казалось, что он вот-вот рухнет, но ты прав — он все еще стоит. Есть в нем что-то долговечное. Я тоже верю, что он снова станет могучим и великим, и вместе с ним укрепится Церковь. Меня беспокоит другое — не слишком ли много времени пройдет до той поры. Успеют ли на нашем веку Рим и Церковь собраться с силами, чтобы меня наконец утвердили в сане, а эта граница, да и другие тоже, оказались под защитой легионов? Конечно, когда-нибудь, может быть, несколько столетий спустя, и появится какой-то великий вождь, который сможет все изменить, как это всегда бывало до сих пор…
— Дело не только в великих вождях, — возразил Харкорт. — Иногда все решает чистая случайность. В четвертом веке Империя чуть было не распалась на Запад и Восток. Историки, правда, пишут об этом разное, но, по-моему, совершенно очевидно, что тогда Империю спасла Нечисть. Конечно, она существовала и раньше, об этом все знали, но до тех пор она была всего лишь досадной помехой, не больше. А вот когда Нечисть неожиданно обрушилась на нас всеми силами, на всем протяжении границы, потому что ее начали теснить на юг и на восток орды варваров, — тогда она перестала быть просто помехой. Чтобы отбить наступление, Империи пришлось напрячь все силы. О разделе и думать было нечего: чтобы выжить, надо было держаться вместе. И от этого мощь и величие Рима только укрепились.
Пробка с громким хлопком вылетела из бутылки.
— Ну вот, наконец-то! — воскликнул аббат. — Давай свой бокал. Не могу понять, почему мне всегда приходится столько возиться с пробкой. Другим стоит только чуть ее качнуть, и она вылетает сама.
— Потому что ты неуклюжий, — сказал Харкорт. — И всегда был неуклюжий.
Аббат наполнил бокал гостя, налил себе, поставил бутылку на стол поближе, чтобы далеко не тянуться, и откинулся в кресле.
— Пожалуйста, воздай ему должное, — сказал он, поднимая бокал. — От того удивительного урожая уже почти ничего не осталось. Может, всего несколько бутылок, никак не больше чем полдюжины. А ведь подумать только — когда-то у нас его было целых пять бочек!
Харкорт кивнул:
— Да, помню. Ты уже рассказывал мне эту печальную историю, и не раз. Оно пропало во время набега.
— Правильно. Мы лишились тогда почти всего, что у нас было. Нашего возлюбленного аббата зверски убили, множество достойных братьев погибло, а остальные разбежались и прятались по лесам. Все службы сожгли, аббатство разграбили, все, что было ценного, унесли. Скот и птицу или перебили, или угнали с собой, амбары и погреба опустошили — нам оставалось только умереть с голоду. Если бы не милосердная помощь замка…
— Да, нам повезло, — прервал его Харкорт: понесенные аббатством потери Гай мог перечислять без конца. — Мы смогли их отогнать.
— Да не просто отогнать, — возразил аббат. — Вы вселили в них страх Божий. С тех пор вот уже семь лет не было ни одного набега. Вы дали им урок, который они помнят и сейчас. Конечно, время от времени случаются мелкие вылазки, но их отбить нетрудно. Большей частью это маленький народец, они ведь вообще ничего не соображают. Эльфы, домовые, особенно феи — эти хуже всех. Вреда от них немного, но они всегда готовы сыграть какую-нибудь скверную шутку. Я убежден, что это из-за них у нас прошлой осенью прокис весь октябрьский эль. У нас хороший пивовар, он варит пиво уже много лет. Никогда не поверю, что это его вина. Феи всегда норовят нагадить исподтишка. Вчера я их видел, целую стаю, но они пролетели мимо.
— Кстати, — сказал Харкорт, — мы всего час назад, или около того, когда возвращались с охоты, видели дракона.
— Когда я слышу что-то о драконах, — сказал аббат, — я всякий раз вспоминаю, как вы с Хью пробовали одного поймать.
— Ну, конечно, — ответил Харкорт. — К моему постоянному стыду, это помнят все, кого я знаю. Только никто не помнит, что нам с Хью тогда было всего-навсего по двенадцать лет и мы еще просто ничего не понимали. Этого драконенка мы нашли у подножья Драконова хребта — он выпал из гнезда и ковылял по земле. Взрослые драконы знали, что он выпал, и очень суетились вокруг, но не могли до него добраться, лес там слишком густой. Когда мы с Хью увидели этого птенца, у нас была только одна мысль — как здорово будет завести себе маленького ручного дракончика. Нам, конечно, и в голову не пришло подумать о том, что мы будем с ним делать, когда он подрастет.
