Кир Булычев - Поделись со мной
Хозяин дома сказал, что его матери лучше. Она уснула. Несмотря на усталость и бледность, он был разговорчив, смешлив и являл собой контраст тому угрюмому человеку, который встретил меня на космодроме. Тогда он был обеспокоен состоянием матери, теперь же...
- Она проснулась, - сказал вдруг хозяин.
Я невольно прислушался. Ни кашля, ни вздоха - в доме абсолютная тишина.
- Я поднимусь к ней, - сказал его сын. - Ты устал, отец.
- Что ты, - возразил хозяин. - У тебя завтра занятия.
- А разве ты свободен?
- Мы пойдем вместе, - сказал отец. - Извините.
Лина проводила меня до комнаты и сказала:
- Надеюсь, вы уснете.
- Обязательно, - согласился я. - Особенно если среди лекарств было и снотворное.
- Разумеется, было, - сказала Лина. - Спокойной ночи.
Я и в самом деле быстро заснул.
На следующий день я встал совершенно здоровым. Я поспешил в сад, надеясь встретить Лину. Она меня ждала там, у бассейна. Я хотел было рассказать ей, как хорошо я спал, как я рад этому душистому утру и встрече с ней, но Лина мне и рта не дала раскрыть.
- Ну и отлично, - сказала она, словно прочла мои мысли. - Бабушке тоже лучше. Сейчас отец отвезет вас в институт. А вечером я буду ждать. И вы расскажете, как работаете, что интересного увидели.
- Вы и сами догадаетесь.
- Почему?
- Вы можете читать мысли.
- Неправда.
- Я не могу ошибиться. Вы ведь не стали дожидаться, пока я сам скажу, как себя чувствую. Вчера ваш отец поднялся из-за стола, потому что проснулась бабушка. А в доме было тихо. Он ничего не мог услышать.
- Все равно неправда, - сказала Лина. - Зачем читать чужие мысли? И ваши в том числе.
- Незачем, - согласился я. И мне было чуть грустно, что Лине дела нет до моих столь лестных для нее мыслей.
- Доброе утро, - сказал отец Лины, спускаясь в сад. - Вы сегодня совсем здоровы. Я рад.
- Все-таки я прав, - сказал я тихо Лине, прежде чем последовать за ее отцом.
- Зачем читать мысли? - повторила она. - У вас все на лице написано.
- Все?
- Даже слишком много.
Прошло несколько дней. Днем я работал, а вечером бродил по городу, выбирался в поля, в лес, к берегу большого соленого озера, в котором водились панцирные рыбы. Иногда я был один, иногда с Линой. Я привык к моим хозяевам, познакомился еще с двумя или тремя инженерами. Но при всей обычности моего существования меня ни на минуту не оставляло ощущение действительной необычности окружающих людей. Я почти уверился в их способности к телепатии.
Порой я чувствовал себя неловко с Линой, потому что ловил себя на какой-нибудь мысли, которой не хотел бы делиться с ней. Мне казалось, что она слышит беззвучные слова и посмеивается надо мной.
Раз я шел по улице. Улица была зеленой и извилистой, как почти все улицы в том городе. Передо мной шли мальчишки. Они гнали мяч, а я шел сзади, смотрел и боролся с желанием догнать их и ударить по мячу.
Я не заметил торчащего из земли корня. Споткнулся, упал, ушибся коленом о камень, и боль была так неожиданна и резка, что я вскрикнул. Мальчишки остановились, будто мой крик ударил их. Мяч одиноко катился под откос, а они забыли о нем, обернулись ко мне. Я попытался улыбнулся и помахал им рукой - идите, мол, дальше, догоняйте свой мячик, пустяки, мне совсем не больно. А они стояли и смотрели.
Я приподнялся, но встать не смог. Видно, растянул сухожилие. Мальчишки подбежали ко мне. Один, постарше, спросил:
- Вам очень больно?
- Нет, не очень.
- Я сбегаю за врачом, - сказал другой.
- Беги, - сказал старший. - Мы подождем здесь, пока ты вернешься.
- Да что вы, ребята, - сказал я. - Растянул сухожилие. С кем не бывает? Сейчас пройдет.
- Конечно, - ответил старший.
И, как будто послушавшись его, боль ослабла, спряталась. Мальчишки смотрели на меня серьезно, молчали. Только самый маленький вдруг заплакал, и старший сказал ему:
- Беги домой.
Тот убежал.
Подошел врач. Он жил, оказывается, в соседнем доме. Осмотрел ногу, сделал укол, и мальчишки сразу исчезли, лишь стук мяча еще некоторое время напоминал о них.
Врач помог мне добраться до дома. Я отказывался, уверял его, что дойду и сам.
- Мне уже не больно. Больно было только в первый момент. Мальчики могли бы подтвердить.
- Вы гость у нас? - спросил врач.
- Да.
- Тогда понятно, - сказал врач.
Дома, несмотря на ранний час, все были в сборе. Бабушке стало хуже. Настолько, что надо было срочно везти в больницу, оперировать.
Я подошел к Лине. Она была бледна, под глазами синяки, лоб морщился.
- Все обойдется, все будет хорошо, - сказал я.
Она не сразу расслышала. Оглянулась, будто не узнала.
- Все обойдется, - повторил я.
- Спасибо. Вы упали?
- Ничего страшного. Уже не больно.
- А бабушке очень больно.
- А почему ей не сделают укол? На меня он подействовал сразу.
- Нельзя. Уже ничего не помогает.
- Я хотел бы быть чем-нибудь полезен.
- Тогда уйдите. - Она сказала, явно не желая меня обидеть. Ровным, бесцветным голосом, будто попросила принести воды. - Отойдите подальше. Вы мешаете.
Я ушел в сад. Я был лишним. Я и в самом деле старался не обижаться. Ей ведь плохо. Им всем плохо.
Я видел, как они уехали. Я остался один в доме. Поднялся наверх, в зоопарк. Кошка узнала меня, подошла к сетке и потерлась о нее, выгибая хвост. Домашним кошкам не положено жить в клетках, но она была здесь экзотическим, редким зверем. Я тоже был редким зверем, который не понимал происходившего и не мог рассчитывать на понимание. А ведь мне казалось, что мы с этими людьми стали близки. Моя неполноценность обнаружилась в неподходящий момент, но в чем неполноценность? Я понимал, что надо поехать в больницу, - там я узнаю нечто важное. Никто не звал меня туда, и, вернее всего, мое присутствие будет нежелательным. И все-таки я не мог не поехать.
Меня никто не остановил у входа в больницу. Лишь девушка у серого пульта спросила, не помочь ли мне. Я назвал имя бабушки, и девушка проводила меня до лифта.
Я шел по длинному коридору, странному, совсем не больничному коридору. Вдоль стен его стояли кресла, вплотную друг к другу. В креслах сидели люди. Они были здоровы, совершенно здоровы. Они сидели и молчали, и им было больно.
У матовой двери в операционную я увидел моих друзей. И Лину, и ее отца, и братьев. Тут же, в соседних креслах, сидели наши общие знакомые - те, кто работал вместе с нами, жил рядом. Лина взглянула на меня. Зрачки ее скользнули по моему лицу. И в них была боль.
Я опустился в свободное кресло. Неловко было рассматривать людей, которым до меня нет дела. Я уже знал то, что казалось тайной час назад.
Ждать пришлось недолго. Неожиданно, словно невидимый колдун провел над ними ладонью, они ожили, просветлели, зашевелились. Кто-то сказал: "Дали наркоз". Они договорились, кто останется дежурить здесь, кто вернется после операции, когда наркоз перестанет действовать.
