Рэй Брэдбери - Они были смуглые и золотоглазые
Дети выбежали из дома, следили, как отец бегает от грядки к грядке, как выдергивает то лук, то морковь, то редиску.
— Кора, иди сюда, посмотри!
Они разглядывали лук, морковь, редиску.
— Разве морковь бывает вот такая?
— Да… Нет… — Она колебалась. — Не знаю.
— Ты знаешь… Лук не лук. Морковь не морковь. Вкус такой же, но другой. Запах не такой, как раньше.
Он почувствовал, как бьется у него сердце.
— Кора, что это? Что случилось? Мы должны уйти отсюда!
Он забегал по саду, каждое дерево ощутило его руку.
— Розы! Розы! Становятся зелеными!
Они стояли, глядя на зеленые розы.
А через два дня в комнату вбежал Дэн.
— Идите посмотрите на корову! Я доил ее и увидел… Идите!
Они пришли в сарай. У коровы рос третий рог.
Газон перед домом слегка, едва заметно, отливал фиолетовым, как весенняя сирень.
— Нужно уходить, — произнес Биттеринг. — Этого нельзя есть безнаказанно, мы превратимся тоже кто знает во что! Я этого не позволю. Нам остается только одно: уничтожить все овощи.
— Но они ведь не ядовиты!
— Ядовиты. Яд в них тонкий, очень тонкий. Его немного, чуть-чуть. Но трогать их нельзя.
Он нерешительно разглядывал домик.
— Даже дом. Может быть, его изменил ветер. И воздух. И ночные туманы. Стены, полы — все изменилось! Это уже не дом для человека!
— Ах, это твое буйное воображение!
Он надел пиджак, завязал галстук.
— Я пойду в город. Нужно что-то сделать. Вернусь скоро.
— Гарри, подожди! — окликнула то жена.
Но он уже ушел.
В городке, на затененных ступеньках, ведущих в зеленную лавку, сидело, беспечно болтая, несколько человек.
Биттерингу вдруг захотелось выстрелить в воздух, разбудить их. «Что вы делаете, глупцы? — подумал он. — Сидите тут? Вы слышали новость: мы пленники чуждой нам планеты! Действуйте! Вам не страшно? Вы не боитесь? Что вы хотите делать?»
— Как поживаешь, Гарри? — окликнули его. — Садись с нами.
— Погодите, — возразил он. — Вы слышали недавние новости, да?
Они засмеялись, кивая головами.
— Что вы намерены делать?
— Делать? А что тут можно сделать?
— Построить ракету, вот что!
— Ракету? Чтобы опять вернуться к прежним тревогам? О нет!
— Вы должны! Вы видели цветы персика, розы, траву?
— Конечно, — ответил один из сидевших.
— И не боитесь?
— Не очень. Мы не заметили. Кажется, нет.
Ему захотелось плакать.
— Вы должны работать вместе со мной. Если мы останемся здесь, мы тоже изменимся. В воздухе что-то есть. Марсианский вирус… разве я знаю? Семена, пыльца… Вы слышите?
Они молча глядели на него.
— Сэм! — обратился он к одному из них.
— Да, Гарри?
— Ты поможешь мне строить ракету?
— У меня есть куча железа и кипа чертежей. Я уступлю…
Все засмеялись.
— Сэм, — сказал вдруг Биттеринг, — глаза у тебя…
— Что с ними, Гарри?
— Раньше они были серые, правда?
— Зачем ты спрашиваешь?
— Теперь они золотистые.
— Неужели? — уронил Сэм.
— И ты стал выше и стройнее!
— Может быть.
— Сэм, почему глаза у тебя пожелтели?
— А какого цвета они были у тебя? — спросил Сэм.
— У меня? Голубые, конечно!
— Ну, так посмотри. — Он подал ему зеркальце.
Биттеринг поколебался, затем поднес зеркальце к глазам…
— Вот видишь, что ты наделал? — укоризненно заметил Сэм. — Разбил мое зеркальце.
Гарри Биттеринг переселился в мастерскую и начал строить ракету. В широко раскрытых дверях останавливались люди, переговаривались и шутили приглушенными голосами. Иногда помогали ему поднять или передвинуть что-нибудь. Но чаще только смотрели все более золотистыми глазами.
Приходила Кора, приносила в корзине завтрак.
— Я этого не хочу, — твердил он. — Буду есть только запасы с Земли. То, что мы привезли с собой. Не то, что выросло в огороде.
Жена смотрела на него. А он не смотрел на нее и разворачивал свои чертежи.
— Гарри! Гарри! — жалобно повторяла она.
— Мы должны уйти отсюда. Должны!
Ночи были полны ветра, струящегося в блеске лун сквозь море трав в пустых полях, сквозь клетки городов, покоящихся уже 120 веков. В поселке домик Биттерингов с дрожью ждал и боялся перемен.
Лежа в постели, Гарри чувствовал, как удлиняются у него кости, как они изменяют форму, размягчаются, словно плавящееся золото. Спящая рядом жена была смуглая, золотоглазая. Она спала спокойно; спали в своих кроватках бронзово загорелые дети. А ветер зловеще свистал в изменившихся персиковых деревьях, волновал сиреневую траву, срывал с роз зеленые лепестки.
На востоке появилась зеленая звезда.
Странные слова сорвались у него с губ.
— Иоррт… Иоррт… — повторял он.
Это было марсианское слово. Он не знал этого языка.
Посреди ночи он вскочил с постели, набрал номер археолога Симпсона.
— Скажите, что значит слово «иоррт»?
— Да ведь это древнемарсианское название нашей Земли. А почему вы спрашиваете?
— Просто так.
Трубка выпала у него из рук.
«Алло, алло, алло, — повторяла она, пока он вглядывался в зеленую звезду. — Биттеринг! Отзовитесь, Гарри!»
Дни шли, полные железного лязга. Он собирал железный каркас ракеты с неохотной помощью троих равнодушных мужчин. Через час он уже чувствовал себя усталым, должен был отдыхать.
— Это действует горный воздух, — говорили ему, смеясь.
Через несколько дней жена сказала тихо:
— Гарри, запасы кончились. Ничего не осталось. Я принесла тебе марсианскую пищу.
Биттеринг тяжело сел. Взял сандвич, развернул, осмотрел, начал есть.
— Отдохни сегодня, — говорила жена. — Нынче так жарко. Дети хотят идти на канал, поплавать. Идем с нами.
— Нельзя тратить время.
— Только часок, — настаивала она. — Купанье тебе поможет.
Солнце жгло, день был безветренный. Они шли по берегу канала, отец, мать, дети в купальных костюмах. Потом сели. В глазах жены и детей Гарри увидел золото. Раньше они не были золотыми. Его пронизала дрожь, растаявшая в лучезарных потоках зноя. Гарри вытянулся на траве. Он слишком устал, чтобы бояться.
— Кора, — спросил он, — давно ли глаза у тебя стали золотыми?
— Они всегда были такими.
— Нет. Три месяца назад были карие.
Они лежали на солнце.
— А у детей? — спросил он. — Тоже золотые?
— Когда дети растут, цвет глаз у них иногда меняется.
— Может быть, мы тоже дети. Для Марса, во всяком случае. Удачная мысль! Он засмеялся. — Пойдем купаться.
Они спустились в воду. Он погружался все глубже до самого дна, словно золотистая статуя. Ему захотелось растянуться на дне и лежать в зеленой тиши, в спокойствии.
