Октавия Батлер - Рассвет
В ответ на ее возмущенные крики не прозвучало ничего, она не услышала даже шепота. Ее пленители разговаривали с ней только тогда, когда хотели этого сами. И ни разу они не показали ей своего лица. Все это время она находилась в своей убогой каморке, и голос нисходил к ней сверху, словно свет с потолка. Нигде не было видно каких-либо признаков динамиков или громкоговорителей, точно так же, как нигде не было видно каких-либо признаков источника света – также как и вентиляции, хотя воздух все время оставался свежим. Иногда она представляла себя сидящей в огромной коробке, точно крыса. Быть может стоящие над ней люди сию минуту смотрят на нее сверху сквозь потолок, на самом деле являющийся стеклом, прозрачным в одну сторону. Быть может для этой цели используются какие-то специальные видеоустройства.
Но зачем и кому это нужно?
Ответа у нее не было. Она спросила об этом у своих хозяев, когда те наконец начали разговаривать с ней. Но они не пожелали давать ей ответ. Они задавали ей вопросы. Вначале очень простые.
Сколько ей сейчас лет?
Двадцать шесть, сказала она про себя. Может ли быть так, что ей до сих пор двадцать шесть? Сколько лет она уже находится в заключении? Никто не давал ей ответа.
Но ведь она была замужем?
Да, у нее был муж, но он давно умер, очень давно, задолго до того, как она угодила к ним в руки, задолго до того, как оказалась в этой тюрьме.
И у нее были дети?
О, Господи, конечно, у нее был сын. Один единственный сын, и он тоже умер, одновременно со своим отцом. У нее был единственный сын. И он тоже умер. Точно так же, как и многие другие. На том свете теперь должно быть не протолкнуться от тесноты.
Были ли у нее родственники от одних и тех же родителей, ее родителей?
Именно так они и выразились: от одних с ней родителей, а не брат или сестра.
Оба ее брата и сестра скорее всего тоже мертвы, что, впрочем, относится и к остальным членам ее семьи. Мать умерла давно, отец – тоже скорее всего мертв, всевозможные тетки, дяди, кузины, двоюродные сестры, племянники и племянницы… все они мертвы. Скорее всего.
Кем она была прежде?
Никем. В последние несколько лет вся ее жизнь была посвящена мужу и сыну. После несчастья, злополучной автокатастрофы, унесшей жизни их обоих, она вернулась в колледж, с тем, чтобы там решить, чем ей занять остаток своей жизни.
Помнит ли она войну?
Идиотский вопрос. Может ли кто-нибудь, переживший войну, забыть о ней? Горстка людей попыталась решить судьбу всего мира и уничтожила его в едином великолепном аутодафе – человечество в одночасье покончило жизнь самоубийством. Что ж, сильные мира сего почти достигли своей цели. Каким-то образом, благодаря необычайному везению, ей удалось уцелеть – ценой заключения в один Бог знает какой тюрьме, которую содержат какие-то дьявольски изощренные злодеи. В ответ на их вопросы она сказала, что будет говорить только если они пообещают выпустить ее из мгновенно ставшей ненавистной камеры. Они ответили молчанием.
Но они все же желали услышать от нее ответы на свои вопросы, и тогда она предложила им сделку. Обмен вопрос на вопрос: Кто вы такие? Почему держите меня здесь? Ответ за ответ. И снова они отказались.
Тогда и она отказалась разговаривать с ними, игнорировала их тесты, на физическое и умственное развитие, которым они пытались ее подвергнуть. Чего они добивались от нее, она даже представить не могла. Она понимала, что всецело находится в их власти, что в любой момент может подвергнуться насилию и даже пыткам, чему-то еще более ужасному, и дрожала от страха. Возможно, когда ее своенравие превысит какие-то пределы, боль станет ей наказанием. Но она все равно шла на риск, пыталась торговаться, чтобы добиться от них хоть чего-нибудь, а единственным ее товаром было добровольное сотрудничество.
Никто не торопился заключать с ней сделку, но и наказывать тоже не спешил. В результате всех ее усилий они просто перестали с ней разговаривать. Совсем.
Еда продолжала появляться чудесным образом, пока она спала. В ванной в изобилии текла проточная вода. Тусклый свет никогда не гас. Но кроме этого вокруг царила тишина, единственными звуками, нарушающими ее, были те, что издавала она сама. Ничего не менялось, все оставалось как было, набивая невыносимую оскомину. Не к чему было приложить ум. В самой комнате имелись только два возвышения – то, что служило ей кроватью, и то, что было столом. И то и другое вздымались прямо из пола, словно вырастая, и стояли неподвижно и невозмутимо, какими бы ругательствами она их не осыпала. Любые пятна и грязь, попадающие на стол и кровать, постепенно бледнели и исчезали сами собой, довольно быстро. Она провела бесконечные тщетные часы за тем, что всяческими способами пыталась сломать стол и кровать. Это было одним из занятий, которые помогали ей убить время и сохранить в относительной целостности рассудок. Другим было упорное стремление дотянуться до потолка. Она не могла допрыгнуть до потолка, даже встав на самый высокий предмет из имеющихся в комнате, на стол. На пробу она бросала вверх миски с едой – свое единственное оружие. От удара пища разбрызгивалась по потолку во все стороны, из чего она делала вывод, что тот был по крайней мере твердый и монолитный, а не ложный, иллюзорный, или нечто, состряпанное на основе фокуса с зеркалами. Но толщина потолка могла быть любой. Потолок мог не уступать по прочности стенам и полу. Из чего потолок состоял? Да из чего угодно, из стекла или пластика, с одинаковым успехом.
Она так и не смогла этого выяснить.
Составив для себя комплекс физических упражнений, она выполняла его неуклонно каждый день, когда считала, что новый день наконец наступил – ведь она никогда не могла с уверенностью отделить начало одного дня от другого, сказать, что сейчас, день или ночь. Как бы там ни было, свои упражнения она выполняла после каждого периода продолжительного сна.
Спала она глубоко и помногу и была благодарна за это своему телу, предоставляющему ей возможность отправляться в мир грез, оторвавшись от скуки и вечно грызущего страха. Эти краткие и легкие, совершенно безболезненные обычные пробуждения со временем превратились у нее в такие же раздражающие и досадные события, как и Пробуждения более значительные.
Значительные Пробуждения от чего? От наркотического сна? Если нет, то что это было? Война прошла для нее без каких-либо последствий: она не была ранена и не пострадала; медицинская помощь не была ей нужна, да и сама она никогда не требовала ее. Хотя все шло к тому, что со временем ей мог понадобиться врач. Психиатр.
Она спела по очереди все песни, которые помнила, и подробно вспоминала книги, которые читала, фильмы и телевизионные шоу, которые смотрела, семейные и любовные мыльные оперы, фрагменты своей собственной жизни, которая казалась ей такой бесконечно обыденной, тогда, когда ее судьба все еще находилась в ее руках. Она выдумывала истории и вела сама с собой диалоги на несколько ролей, отстаивая противоположные стороны по поводу проблем, которые когда-то казались ей важными и волнующими, в общем занималась всем чем угодно, лишь бы только не свихнуться окончательно.
