Ежи Жулавский - Победитель. Лунная трилогия
Теперь он уселся и подпер голову руками.
— Все течет… Как газовый свет, который видим мы своими глазами, несмотря на то, что он состоит из частичек угля, соединившихся с кислородом! Но после пламени все-таки остается какой-то след в новом соединении; волна же материи бесследно проскальзывает по эфиру. Солнце, двигающееся в пространстве, в каждую минуту, секунду и сотую долю секунды создается из других рассеянных частичек эфира, создающих иллюзию его видимости, оно исчезло бы без остатка и следа, если бы остановить колебание этих частиц, как исчезает радуга, когда гаснут лучи света. Принцип неисчезновения материи и энергии является обманом: все обращается в ничто, из ничего все возникает…
— Так в чем же истина? Где она? — прошептал Яцек побелевшими губами.
Роберт Тедвен опустил ладонь на раскрытую старую книгу, лежащую на столе рядом с ним.
— Здесь. Смотри, читай.
Яцек наклонился и прочел в сумеречном свете наступающего вечера:
«Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог.
Оно было вначале у Бога.
Все через Него начало быть, и без Него ничего не начало быть, что начало быть.
В нем была жизнь, и жизнь была свет человеков.
И свет во тьме светит, и тьма не объяла его…»
Он оторвался от книги и удивленно посмотрел в лицо учителю.
Губы старика медленно двигались, как будто он шепотом повторял прочитанные слова:
«Вначале было Слово…»
— Учитель?..
Он повернул голову в его сторону.
— Да, это так. Все мои знания, — которым я отдал свою жизнь, смогли указать мне лишь одно: не существует преград для того, чтобы верить. Все эти смешные иллюзии, эти «реальности», которые якобы не противоречат Откровению, перед моей исследовательской мыслью развеялись, как горячечный сон, приснившийся душной ночью: я остановился перед пустотой, пустотой непонятной и неизведанной, которую только одно слово способно заполнить…
Единственной правдой и реальностью среди колеблющихся волн является дух. От него и через него существует все: Слово обрело плоть и кровь.
— Аминь! — послышался с порога чей-то голос.
У тяжелой портьеры дверей, ведущих куда-то в глубь дома, стоял молодой священник в черной одежде с сухим застывшим лицом. В белых руках он держал небольшую, окованную серебром книгу, с крестом на обложке.
Он кивнул головой и указал рукой на открытое окно, через которое как раз послышался отголосок звучащего где-то звона.
Лорд Тедвен встал.
— Вот мой учитель, — сказал он. — В старости я нашел источник Мудрости и Истины, которые Бог посылает нам устами своих подданных…
Яцек посмотрел на священника, и хотя ему совершенно не показалось, что этот жрец с твердыми, тупыми чертами лица является слугой Истины, однако ни слова не сказал.
Тем временем старик поспешно прощался с ним.
— Прости, я должен остаться один; наступает время ежедневной молитвы…
Темнота уже сгущалась, когда Яцек задумчиво возвращался по берегу моря к своему самолету. Только теперь ему пришло в голову, что старый учитель не дал ему ни одного ответа, не устранил мучающего его сомнения относительно того, как ему вести себя по отношению к движению, которое, того гляди, начнется под влиянием Грабца… Он вспомнил, что хотел задать еще множество вопросов, что хотел рассказать о прибытии удивительных посланников с Луны, повторить сообщения о Мареке, поговорить о непонятном чародее Ньянатилоке, но ему не хватило времени. Впрочем, там, перед этим старцем, все потерялось в его собственном сознании…
Несколько минут он размышлял, не вернуться ли или не остаться до завтра, чтобы еще раз поговорить с сэром Робертом?
Потом усмехнулся сам себе и пожал плечами.
— Зачем? Для чего? Ведь он все равно ничего не ответит. Он уже стар и придавлен своим возрастом…
Ему было неприятно вспоминать молодого священника, которого он увидел там — в дверях лаборатории ученого, тем более, что чувствовал, насколько безраздельно он завладел теперь душой мудреца.
— Он уже стар и ум его ослаб… — снова прошептал он.
Но в ту же минуту он вспомнил то, что этот старик говорил ему о своих открытиях, припомнил покрытые цифрами страницы его рукописи, которую он держал в руках, смелость духа, который не остановился перед созданием теории, с виду безумной и неправдоподобной, быстроту его мысли, — и почувствовал, что уже ничего не понимает…
Он уселся на прибрежной каменной скамье и, упершись подбородком на руки, стал смотреть на потемневшее небо над морем, на котором уже стали появляться первые звезды…
Мысли его упорно кружились вокруг одной точки:
«Этот священник, этот молодой, холодный, никому не известный священник, который завладел теперь умом ученого».
Он долго размышлял над этой непонятной ему загадкой, и вдруг словно свет разлился у него в душе…
Не священник! Не тот либо другой человек, а что-то огромное, что-то непонятное, что с человеческим разумом согласиться не может, а живет в человеческих душах, в их тоске, и в желаниях: Откровение!..
Какое? Чье? Кому данное? Почему то, а не иное?
Может быть, это не имеет значения?
Поседевший ученый сказал ему, что вся наука его и все знания смогли лишь разрушить мнимые реальности, которые стояли препятствием на пути Откровения и веры…
Может, в сущности наука и не делает никогда ничего иного, как только с помощью умов ученых плетет сети мнимых реальностей, чтобы сквозь них не проходил свет? Сила созидания — в чем-то ином, — и о том, что она создает, знать нельзя, можно только верить в это.
Творит человеческий дух…
«Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог…»
Слово!
«Все через Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть…»
Благословенны те, которые верят!
Благословенны те, которые не видели, но поверили!
Как зажечь в себе тот огонь, который неустанно говорит: да! — единственный созидательный и дающий истинную силу и покой?
Вера и поступок стоят над мышлением и знаниями, но так трудно, так трудно дотянуться до них руками снаружи, если они не проснулись в душе.
Впрочем, может быть, это все смешно, тоска разбуженной фантазии, которой не нужно давать волю?
Он откинул голову назад.
Над волнующимся морем, на небе среди звезд была гигантская полоса света, как белый туман распадающийся где-то в зените, а светлой головой почти опираясь о западную часть горизонта…
Комета, которая неожиданно появилась несколько дней назад, и через несколько дней, прикоснувшись к Солнцу, исчезнет навсегда, навсегда!
