Татьяна Суворова - Черный талисман
Вэл осторожно, почти робко поднял невесомое, обжигающе холодное Неизвестно Что. Его широкая темная лента тоньше паутины, но совсем не режет кожу. А как легко мнется и растягивается этот материал, как легко возвращается в норму… В одном месте он образует что-то вроде грубого гнезда-розетки. Туда вделан сам Талисман, плоский, как лист бумаги. Окно, через которое во Вселенную смотрит Сила, чужая и темная. Если на миг взглянуть вглубь, в чрево этого лжекамня, тебя стискивает жесткий, безумный омут. Человек, носящий его, ходит в коконе перемещающихся ледяных сумерек, звуки рядом с ним становятся приглушенными, мертвенными…
Талисман. Черный Талисман — нарочито безобидное название. Людям не хочется употреблять к нему слишком сильные прилагательные. Всем неприятно лишний раз слышать более точные описания того, какая вещь заключает в себе реальную власть над Галактикой и может за секунды отправить в небытие целое звездное скопление — что уже случалось на заре Череды Властителей.
Вэл осторожно, ни в коем случае не прикасаясь к самому центру, вертел в руках обруч: «И этот генератор смерти… тьфу, ну и выспренне, но как сказать иначе… этот Мрак надо надеть на голову?! Пустить в мозг?! Может быть, прав Навен, достаточно того, что такая чертовщина, так сказать, изъята из оборота?»
Тишина. Легкий теплый ветер. Холод, льющийся от Талисмана. Вэл беспомощно огляделся. Зеркала отражали крохотную, затерявшуюся в зале фигурку человека, уже изрядно отупевшего от прошедших событий. Но восстановление его психики и энергетики шло ненормально высокими темпами. Уж не за счет ли того, что он осторожно держал в пальцах?..
«Ладно, для начала заставлю себя коснуться его, лишь коснуться…»
Нормальных осязательных ощущений не было — ни тепла, ни холода, ни гладкости, ни шероховатости. Просто по нервам ударили обжигающий страх, боль, и Вэл поспешил отдернуть руку. Осмотрел кожу — на ней не было никаких повреждении. Потом протестировал свой организм — там тоже все было благополучно.
Каждый, даже с благими намерениями надевший Талисман, становился монстром. «Ты не смог сопротивляться обработке в Темной Гвардии. Здесь же будет много страшнее, сильнее…»
Он еще раз оглядел свои отражения и быстро надел обруч.
Шок. Сознание почти исчезло, но тут же восстановилось. Тело словно впаяли в холоднейший, газовый лед, который перед этим был нормальным воздухом и поэтому успел как следует пропитать каждую псевдоклетку тела.
Второе ощущение — обладание исполинской Силой. Невозможно осознать, прочувствовать ее до конца — словно ты прикоснулся к воде океана и знаешь, что под твоей ладонью — только ничтожный фрагмент одной-единственной его волны… Вэл мог уничтожать звезды и планеты, сдвигать галактики. И никто не был более могуч, чем он; никто не мог с ним ничего сделать… Из холодного, пересохшего горла вырвался хриплый смех — и Вэл, услышав его, ужаснулся.
Этот мучительный, режущий страх самого себя был единственным ориентиром в открывшейся непроницаемой, непредставимой необъятности. И человеческое «я» вцепилось, вжалось в свою боль, пытаясь усилием воли перекрыть неведомые каналы, накачивающие мозг ледяным, смертельным всемогуществом… Этот поток грозил разорвать, уничтожить сознание, неспособное принять, пропустить его через себя, хотел высвободить подсознание, а потом смести и его…
Ничего не понять, ничего толком не прочувствовать — человеческое мышление очень плохо воспринимает впечатления, слишком сильно отличающиеся от известного. А в нормальном состоянии такого вообще не вспомнить — как не вспомнить свое поведение во время шока. Наконец, через миллиардолетия или доли секунды Вэл сумел выстроить в себе какую-то плотину — то ли понимая, то ли нет, что она существует только за счет энергии Талисмана. Но этот баланс на грани безумия был предельно шаток — может быть, потому, что очень хотелось кинуться в волны этой Силы. Она манила миллиардами, биллионами квинтильонов возможностей, и все они сливались в единое, неразличимое и неформулируемое Многообразие, ставшее для несовершенного человеческого сознания наркотически-притягательной пустотой. Уже позднее, смутно вспоминая свои впечатления, Вэл думал, а не прикоснулся ли он к пресловутому Великому Ничто древних йогов. Как знать, не продемонстрировали ли его когда-то землянам какие-нибудь неимперские инопланетяне…
Но такие размышления были много позже. Когда Вэл начал медленно, с трудом отсоединяться от Талисмана, первое, что он увидел кое-как сфокусировавшимися глазами, было аспидно-черное лицо, невероятно похожее на лицо погибшего Императора.
Это было уже слишком. Он закричал, в диком, инстинктивном ужасе смерти отшатнулся от призрака. Так же рефлекторно сорвал обруч.
Зеркальный зал совершенно пуст. Вэл провел рукой по лбу — как будто у киборга мог выступить пот.
Фантом оказался вполне узнаваемым — как узнаваемо отражение в кривом зеркале.
Время остановилось. Он сидел на полу, обхватив руками колени. Несомненно, исчезнувшее привидение было Тенью Талисмана. Именно это Нечто, согласно неясно как возникшему преданию, убивало всех надевших проклятый обруч. Правда, есть и другая легенда — о том, что однажды Императора уничтожил абсолютно добрый, абсолютно… короче, полностью чистый, даже дистиллированный человек. И, надев выигранный им приз, не увидел ни намека на Тень. Но… на этой голове Талисман совершенно не работал. Просто пугал окружающих своим обычно жутким видом, и все. Того святого вскоре превратили в мешанину из мяса и крови…
Вэл почти совсем успокоился, поклялся себе ни с чем не связываться. Но… память о чем-то огромном, надчеловеческим исчезать не желала. И оставалось знание, что оно — рядом, как море за дверью убогого прибрежного домика.
Мираж… Голос, пение сирен… Наркотик…
Вэл сцепил зубы, сосредоточился: «Рискнем еще раз!»
Все повторилось — только поток Силы был полуотсечен с самого начала, и Тень возникла быстрее, чем в первое свое появление. Вэл торопливо ударил ее полмом — но клинок безрезультатно прошел насквозь.
Призрак, похожий на трехмерную кляксу идеально черной туши, приближался. В голове возникла и усиливалась свинцовая, гасящая мысли боль. Из тайников сознания полезли даже не животные, а какие-то амебные инстинкты, переписанные на новый мозг вместе со всем прочим содержимым.
«Собраться. Контролировать себя. Я в фазе полного самоконтроля. Вот так, ты можешь, все эти эмоции у тебя не имеют биохимической поддержки… Вот так, нормально, ничего страшного нет…»
На задворках ощущений болталась какая-то странная уверенность в том, что эта драка за мозг идет совсем не по тем законам, как шла борьба с имплантированной любовью к Аго. Тогда было чисто «аккумуляторное», заранее проигранное противоборство; сейчас обе стороны оказались одинаково обеспечены энергетическими ресурсами и войну вели «несиловые» структуры. Они старались как можно лучше врасти в сознание, стать наиболее естественными, приемлемыми для него… Победить должно было то, что объективно окажется самым близким к уже существующей личности, к ее явным и скрытым, безотчетным желаниям, потребностям… То есть надо было уничтожать, глушить в себе то, к чему взывал, что стремился пробудить враг…
