Геннадий Прашкевич - Нет плохих вестей из Сиккима
Неважно.
Шли сквозь сумеречность лошади.
Караван растянулся чуть не на километр, время раздваивалось.
Тибетец Нага Навен, монголы, красноармейцы, тут же колея глинистой улицы. «Хана зам? Где дорога? Ото бит ултан явхуу? Сколько нам еще ехать?» – «Навш митын. Хрен его знает». Подъехал красноармеец в буденовке, в потной гимнастерке. На плохом монгольском выругался: «Сайхан зам!» Монголы покивали согласно: «Урт зам. Зов зам». Хвалили дорогу, какая она в пустыне длинная и правильная.
Испепеляющая жара.
Рябой подрагивающий воздух.
Вдруг из раскаленного сиреневого неба полетели невесомые пушинки. Снег или пух тополей над провинциальной улицей? Глаза слезились. «Онцын юм гуй», – покачал головой монгол. «Ничего особенного», – подтвердил другой несмело.
Хорошая деталь для моей игры, машинально отметил я. Последний атлант хорошо платит за неожиданности. Невесомый снег в раскаленной солончаковой пустыне – это смотрится. Это привлекает внимание.
Закончу игру, уеду в Сикким.
Там пальмы доходят почти до снеговой линии.
Загляну в монастырь Энчай. Или нет, отправлюсь в Румтек, в тихую деревушку Мартам. В шестом веке там жил святой Кармапа Ринпоче, а в девятнадцатом наезжал раджа, отдавший страну под протекторат англичан всего лишь за пожизненную пенсию.
Неважно.
Нет плохих вестей из Сиккима.
Птицы над барханами. Много, как саранчи.
Крики птиц, мелодия Рио-Риты – вот интонация саунд-трека.
Последний атлант обещал мне обеспеченную старость. Смешно. Зачем обеспеченная старость человеку, у которого не было детства, который не помнит собственной юности? Старики обязаны вспоминать, говорить о прошлом, сравнивать.
Ах, Рио-Рита...
Дверь заперта. Рама заклинена.
На зеленом сукне стола лежала тетрадь.
Кора не обманула. С обложки счастливо улыбались гиббоны: самец и самка.
Тридцать восемь (38) трупов нами приняты и преданы кремации.
Комендант Н.К.В.Д. Гулий, пом. нач. отд-ния первого отдела Г.У.Г.Б. (подпись неразборчива). 22. VIII. – 39 г.
Зачем я это выписывал?
Самообразованием не занимается, – цитировалась, видимо, производственная характеристика. – Читает партийную периодику. Ограничен, не разбирается в истории и в литературе, проявляет поверхностные знания по той или иной проблеме. Февральскую революцию встретил восторженно. Вместе со всеми громил витрины богатых магазинов, бросал камни в богатые окна. С февральской революции не пользовался отпуском. В настоящее время болеет чуть ли не семью разными видами болезней.
Тут же портретик, вырезанный из старого «Огонька».
Подпись: «Железный нарком Ежов Николай Иванович».
Революция вдохновляет. Бросать камни в богатые окна, громить магазины, гадить в нежные севрские вазы, лакать гнусный самогон из царской посуды, а потом работать, работать, работать на износ, до полной потери сил, никогда не пользоваться отпуском, болеть всеми видами болезней и читать только партийную периодику...
Нельзя допускать к руководству людей, активно участвовавших в гражданской войне.
И тут же:
Туристы извне.
Богатые инопланетяне.
Никакой системы в выписках не наблюдалось.
Я помнил каждую деталь жизни с того мгновения, как очнулся в Ожоговом центре, но из увиденного в тетради – ничего. Саму тетрадь не помнил. Сказали: тетрадь твоя, вот и считаю – моя. Извлекли тетрадь из кармана моей обгоревшей куртки, какой спор? – она моя, конечно. А может, на самом деле я турист извне, богатый инопланетянин? Не вижу ничего, что опровергло бы подобное предположение. Оплатил круиз по Галактике, теперь таскаюсь по незнакомым планетам. Почему нет?
Глупо, но для будущего сценария годится.
Скажем, приключения космического туриста.
Такая вот веселая агрессивная бродилка. Вселиться в тело Чингиз-хана и бросить немытые орды другим путем – скажем, переправить тучи воинов на плотах в Австралию. Блин, как изумятся британские каторжане, услышав в Новой Каледонии монгольскую речь. Согласно преданию, род Чингиз-хана восходит к женщине по имени Алан-Гоа, сумевшей забеременеть от луча света. История полна извращенцев. «Сайн байна, – скажет Чингиз. – Здравствуйте». – «Чиный нэр хэн бэ? – удивятся каторжане. – Как тебя зовут, чел?» – «Чингиз-хан меня зовут. С детства так зовут. Чингиз-хан я». – «Би тантэй уулзсандаа их баяртэй байна. – Толмач в Новой Каледонии непременно найдется. – Сайн явж ирэв. Доехали хорошо?» – «Штормило, – сердито ответит Чингиз-хан, прикидывая, что ему делать с такими непонятливыми отсталыми челами. – Ажил хэрэг сайн уу? Как ваши дела?» – «Онцын юм гуй, – ответит толмач. – Ничего особенного». – «Уй-уй-уй, – совсем рассердится Чингиз-хан. – Как так, ничего особенного? Та миний хэлснийг ойлгож байна уу?» И прикажет: «Сделайте им особенное!»
Я глянул в мутное зеркало.
Серые, чуть подпухшие глаза, в них ни тревоги, ни особой печали.
Да и с чего печаль? Мне везет. Однажды я уже выжил. Однажды я куда-то не долетел. Наверное, опять выживу. Или не долечу. Ах, Рио-Рита! Богатым инопланетянам наплевать, что я чувствую. Туристам извне тоже. Но кому я несу сообщение? Доктор Григорий Лейбович и его учитель Крайон, который не был человеком, утверждают, что мы только инструменты. Тогда – кому, кому?
Я подобрал с полу «Правду» от 29 января 1939 года.
Легендарному Перекопу посвятили свою первую оперу три молодых украинских композитора – Ю. Мейтус, М. Тиц и В. Рыбальченко (либретто В. Бычко и Шелонцева). Заботливый, по-товарищески внимательный к бойцам, решительный и смелый полководец – таким рисуется в опере образ Михаила Васильевича Фрунзе. Верный ученик Ленина и Сталина двигает красные полки на решительный штурм и приводит к победе. Правда, увлекшись показом чуткого, глубоко-человеческого отношения Фрунзе к бойцам, авторы и постановщики спектакля не дали зрителям возможности по-настоящему почувствовать весь размах стратегической мысли командарма, не обрисовали его, как одного из творцов большевистского военного искусства...
Странно, газета еще не выцвела. Когда я послюнил палец и провел по листку, шрифт размазался. Никак не тянула газета на семьдесят лет.
Прошло расширенное заседание Президиума правления Союза советских писателей с участием актива. После доклада тов. А. Фадеева утвержден новый состав президиума правления в 15 человек: В. Герасимова, А. Караваева, В. Катаев, К. Федин, П. Павленко, Л. Соболев, А. Фадеев, А. Толстой, Вс. Вишневский, В. Лебедев-Кумач, Н. Асеев, М. Шолохов, А. Корнейчук, Алио Машашвили, Янка Купала.
