Михаил Харитонов - Рассказы (сборник)
— Ничего. Обычная реакция американца. Привыкнуть — значит понять. Очень характерно. В то время как для человека культурного дело обстоит как раз наоборот: понимание начинается с удивления. Это сказал Аристотель.
— Я… я не очень хорошо знаю классику, — гостья слегка смутилась. — Аристотель — это который «Фауста» написал?
Толкиен не сдержался и фыркнул. Девушка не обратила на это внимания.
— Профессор, у меня проблема. Я могу поговорить о ней только с вами. Понимаете ли, вот в чём дело… Я — эльф.
Толкиен ничего не ответил.
— Я понимаю, как это звучит. Дурацки, да. К вам, небось, постоянно такие ходят. Начитались Книги, и теперь воображают себя… эльфами, гномами. Хоббитами там всякими. Но со мной всё по-другому. Я не тот случай. Я правда эльф. Понимаете?
— Пока что, — Толкиен аккуратно отставил чашечку с кофе, — я не знаю даже, как вас зовут. Мне ли судить о том, кто вы на самом деле?
— Ласталайка, — голос девушки дрогнул. — Это моё имя.
— Ласталайка… На квенье — «остроухая». Конечно, понимаю. Вы предпочитаете воображать себя эльфийской принцессой?
— Нет. Не принцессой… Я не знаю, кто я. Я только знаю, что я эльф… Понимаете, я жила… ну как такая обычная девчонка из провинции. Без странностей. Ну, то-сё, поехала учиться. У нас в кампусе Книга популярна, даже если кто не читал, всё равно знают. Знаете, "Фродо жив", и всё такое? Ну вот оно самое. С этого всё пошло.
— Простите, я плохо воспринимаю на слух ваш, э-э-э, американский язык, — Толкиен снова взял чашечку, и сделал крохотный глоток. — Пока что я понял следующее. Вы — студентка какого-то американского колледжа, которая прочитала мою скромную писанину. Вам понравилась книга?
— Ну-у… не то чтобы не понравилась… — девушка помолчала, потом, решившись, выпалила: — Можно честно?
— Можно? Скорее, желательно, — тон профессора, впрочем, стал чуть суше.
— Я не дочитала. Скукотища потому что. Вот.
Профессор хмыкнул.
— По крайней мере, вы откровенны, милая барышня…
— Только вы не подумайте чего, — на глазах девушки неожиданно выступили слёзы, — это я такая дура, а у нас все ребята и девчонки с ума сходили. Вот у меня подруга есть, Сара… той сны снятся про эльфов. Они с ней разговаривали на квенье. Вообще-то она еврейка, — некстати добавила девушка, — у неё всегда был интерес к своим корням, к предкам, всё такое. Это сейчас модно. Она мне рассказывала, когда учила этот свой иврит, ну у неё было такое чувство, как будто вспоминала. Как будто в детстве говорила на этом языке, но забыла, а теперь вспомнила. А потом то же самое говорила про эльфов. И квенью она выучила очень быстро. Тоже, говорит, идёт как родной язык. Говорит, в неё всё внутри перевернулось. Мне кажется, она слишком впечатлительная, — девушка вздохнула. — У меня ничего такого не было. А потом начались знаки. И получается, что я эльф. Такие вот дела. Я потом много про эльфов прочитала. И у вас, и вообще.
— Лучше бы вы читали учебники, милая барышня, — вздохнул профессор.
— Я читала учебники. Я по психологии специализируюсь. И хожу к психоаналитику, кстати.
— Какая гадость… и недешёвая к тому же?
— Мне родители оплачивают, — призналась девушка.
— Н-да. Вы, значит, отдаёте себе отчёт в том, что у вас есть родители, и они отнюдь не эльфы? Надеюсь, вы не воображаете себя приёмным ребёнком? Как я слышал, это распространённая фантазия…
— Я и есть приёмная, — обиженно сказала гостья, — чего мне воображать-то? Но я очень люблю маму и папу. Они меня взяли, когда мне годика не было. Мне всё сказали, когда я стала понимать такие вещи. Мои родители очень ответственные. Папа мне даже разрешил называть себя по имени, а не папой. Но я всё равно зову его папой. Только у меня к нему нет эдипова комплекса, или как он там для девочек называется? В общем, у меня его нету. То есть я не хочу с ним трахнуться. Это неправильно, наверное, потому что должен быть эдипов комплекс. Ну я вообще не очень насчёт секса, если честно. Я, наверное, ещё не готова к таким отношениям. Вы только не подумайте чего, я современная девушка, я феминистка. И понимаю, что чувственность надо развивать и освобождать…
— Теперь слово «чувственность» означает то, что раньше именовали "испорченностью", — вздохнул профессор. — Освобождать её не надо, от неё надо освобождаться. Хотя это и сложно. Вам в колледже рассказывали что-нибудь о десяти заповедях? Хотя бы на каком-нибудь спецкурсе по сравнительной антропологии? Или изучение культуры белых людей в вашей замечательной стране теперь не поощряется?
— Я всё время не о том говорю, а вы меня ещё подначиваете! — девушка всхлипнула.
— Ну прекратите же, Ласта… Кстати, Ласталайка, а как вас называют мама с папой?
— Так и зовут. Я им сказала, что это моё имя. Они уважают мой выбор. Они у меня замечательные. И они меня нисколечко не угнетают. Только боятся за меня очень.
— А сокурсники и преподаватели?
Девушка сердито сверкнула глазами.
— Они считают меня дурой набитой. И у них всегда такой вид, будто я им котёнок какой-то. И меня достаточно погладить по головке, чтобы успокоить. Ненавижу!
— В детстве я тоже ненавидел этот жест. Ласка как знак презрения — в этом есть что-то противоестественное. Впрочем, вся наша так называемая цивилизация противоестественна. Не сочтите за стариковское ворчание. Я и в самом деле так думаю.
— Ну вы опять за своё… Короче, потом были знаки. Слушайте, пожалуйста! Мне кажется, вы не слушаете.
— Я и так уже слушаю вас довольно долго, причём стою на ногах, а мне это уже в тягость…
— Могли бы и лишний стул завести! Извините. Я совсем коротко. Понимаете, на втором курсе я влюбилась.
— До чего оригинальное начало…
— Ну послушайте же! Я влюбилась. В нормального такого парня. Он хирург. Косметолог. Модная профессия. Я хотела за него замуж. Он был не против. Он даже не заставлял меня… ну, это… трахаться. Согласился подождать до свадьбы. Очень мило с его стороны, вы не находите? Мы обручились. Он меня даже познакомил с родителями, коллегами по работе, и научным руководителем.
— А вот это и в самом деле оригинально…
— А потом он мне позвонил, и сказал, что я его обманула. Что не рассказала ему кое-чего очень-очень важного. И что ему нужны нормальные, красивые дети, которым никогда не понадобится хирург… И что я хотела за него замуж потому, что знала… что он понадобится… — на этот раз девушке удалось удержаться от слёз.
— Что?
— Научный руководитель ему сказал, что я подвергалась пластической операции. В детстве. Он на этом собаку съел, и видит следы вмешательства не хуже рентгена. Он сказал, что меня исправляли. Что у меня подрезаны ушные хрящи. Я поклялась, что этого не было. А любимый мне не поверил, и мы расстались… то есть он меня бросил. Для него было важно доверие. Знаете, консервативная семья и всё такое.
