Ярослав Смирнов - Цитатник бегемота
Армия входила в главные ворота города. Македонские ветераны, много повидавшие на своем веку, были поражены открывшимся их глазам величественным зрелищем.
Вавилон превосходил всяческое воображение. Чудовищные, высотою в двадцать и толщиною в десять метров стены опоясывали огромный город: цитадель, сложенная из циклопических глыб, была еще выше. Словно из сказок перенесенные висячие сады спускались будто откуда-то с небес на чистые мощеные мостовые, нежной зеленью, неведомо как существующей при такой жаре, подчеркивая безмолвное величие дворцов и храмов, украшенных невероятной красоты изразцами и изваяниями. Могучий Евфрат тоже был закован в камень, и набережные были великолепны..
Широкие улицы переполнились народом, восторженно приветствующим победителей. Нарядные, сытые и довольные горожане, и кругом — дворцы, храмы и статуи, статуи, статуи… Крылатые быки с огромными вьющимися бородами, львы с человеческими лицами, повергающие в ужас великолепные драконы — всюду камень и золото, золото и камень. Похоже было, что город жил своей, нечеловеческой жизнью: людям здесь просто нечего было делать — среди величия и роскоши безразличных богов, вечных, а потому не беспокоящихся о бренности, времени и тщете.
Когда войска еще только подходили к Вавилону, Иван почувствовал налетающее беспокойство. Что-то недоброе ощущалось уже издалека: словно мутная пелена окутала стены и повисла над городом, запустив щупальца в каждый дом, в каждую душу. За внешней красотой, блеском и показным величием скрывалось нечто нехорошее, и это нехорошее было готово к действию.
Ивану вдруг показалось, что весь город — только декорация, картон и папье-маше, а люди на улицах — мертвецы, скалящие зубы в холодной улыбке голых черепов, убитые дважды и трижды, но настойчиво возвращаемые из могил чьей-то злой волей — пусть на время, пусть в обмен на кого-то другого, кому тоже суждено еще не раз вернуться, пока его не избавят от этой постылой обязанности…
Гул голосов стал тише. Иван услыхал, как где-то звякнул колокольчик. Резко вскрикнула птица. Люди снова стали людьми.
Город встречал великую армию. Александр со своими ближайшими сподвижниками разместился прямо возле главных городских ворот, в роскошном царском дворце. Гипаспистам как отборным армейским частям тоже отвели достойное место.
Вечерело. Пламенеющий солнечный шар скрылся за желто-серым камнем стен. Тут и там стали зажигать факелы: наступили быстрые сумерки. Начинался ночной этап веселья победителей-освободителей; отовсюду неслись пьяные вопли, радостный женский визг мешался с хриплыми голосами македонских солдат; длинные тени уже начинали метаться в темноте узких проулков в поисках уединения: темнело очень быстро. Ощущение противоестественной свадьбы повисло над покоренным городом — праздничный стол был накрыт, и гости почти все собрались. Яства оказались расставленными в изобилии, и плотоядная ухмылка вавилонской ночи становилась все шире и откровеннее…
Часть вторая
О ПИТЕЙНЫХ ЗАВЕДЕНИЯХ, МОДНЫХ ФИГУРАХ И О МАЛОЗАМЕТНОМ НИЗКОЛЕТЯЩЕМ БЕГЕМОТЕ
Иван вышел из казармы на улицу. С наступлением темноты он стал ощущать на себе чей-то пристальный взгляд, и ощущение это было не из приятных. Вдобавок страшно хотелось курить.
Иван вздохнул и вдруг подумал о профессоре. Он поразился: оказывается, фон Кугельсдорфа-то он не видал с той самой ночи перед битвой при Гавгамелах! И ни разу даже о ним не вспомнил… Нет-нет-нет, конечно же, вспомнил: когда возник тот самый вселенский холод, волчий вон и птичий крик.
Иван почесал в затылке. А что, если?..
— Гуляем?
Иван обернулся. Позади него, приятно улыбаясь, стоял профессор — легок на помине.
— Гуляем, — кивнул Иван. — Душновато.
— Это хорошо, — потирая довольно руки, проговорил профессор.
— Что тут хорошего? — удивился Иван.
— Да все. — Профессор сделал широкий жест рукой.
— Понятно, — сказал Иван. — А где…
— Вечерок-то какой! — восторженно перебил его фон Кугельсдорф. — Да?
— Вечерок… действительно, — согласился Иван. — Но откуда…
— А как вам здешние приключения? — снова перебил о профессор. — Весело, правда?
— Веселее некуда, — снова согласился Иван, медленно закипая.
— То-то, — удовлетворенно произнес профессор. — Но ничего: то ли еще будет! — пообещал он, мечтательно подняв глаза к небу.
— Ладно, — мрачно сказал Иван. — Не хотите говорить, где вы были все это время и откуда появились сейчас, точно чертик из коробки, — хорошо: это, в конце концов, ваше дело. Однако, быть может, вы все же соблаговолите объяснить, как вы собираетесь добывать македонскую часть талисмана и куда, собственно, мы отправимся дальше?
Профессор сделал легкомысленный жест.
— Добудем мы этот талисман, успокойтесь, — сказал он. — Это уже не ваша забота… А куда мы отправимся дальше — вы узнаете чуть позже. Могу, правда, заранее сказать, что это очень необычное место…
Иван пожал плечами.
— Куда уж необычнее? И что вообще необычного можно увидеть в этих ваших… путешествиях?
— А что такое? — с удивлением спросил фон Кугельсдорф. — Вам что, не в новинку бывать в Вавилоне?
— Да нет, не в этом дело… Просто- какая разница? Что там, что здесь — одна и та же равнодушная банда. Хоть в малиновый хитон их наряди, хоть в золотой панцирь — все едино… Водку пить да морду бить — вот и весь сказ.
— Ого, — произнес профессор, с большим интересом разглядывая Ивана. — А при чем здесь водка?
— Ну, вино там, шнапс или еще что — какая, повторяю, разница…
— А как же мировое господство? — поинтересовался профессор. Казалось, разговор его сильно забавлял. Иван махнул рукой.
— Море водки и гипотетическая возможность безнаказанно бить морду всем подряд…
— Боюсь, вы слишком примитивно все понимаете, — возразил с улыбкой профессор. — Не доросли вы, дорогой Курт, до мирового господства…
— Может быть, — легко согласился Иван. — Человек я, как известно, простой…
— Барон, — поправил его фон Кугельсдорф.
— Что?
— Я говорю — барон вы простой.
— А что — барон уже не человек, что ли? — удивился Иван. — Еще какой человек. Ого! Слов нет сказать, какой человечище…
— Н-да, — сказал профессор. — И величие божественного Александра вас не впечатляет?
— Впечатляет, — признал Иван. — Но недолго ведь ему осталось, Македонскому-то… Вы что, историю не знаете?
— Знаю, — с усмешкой сказал профессор. — Я-то как раз знаю… очень интересную историю…
