Дмитрий Стрешнев - Профессор, поправьте очки!
Была весна, цвели дрова и пели лошади,
Верблюд из Африки приехал на коньках,
Ему понравилась колхозная коровушка,
Купил ей туфли на высоких каблуках…
"Пора в нормальный мир",-подумал Сева.
Он уже намеревался выразить эту мысль вслух, как вдруг Потапов воскликнул:
– -О! Вот! Я правильно рассчитал!.. По свидетельству дерптского пастора Иоганна Веттермана и других лиц, видевших библиотеку, в ней было около восьмисот томов. Я расшифровал значение пяти сотен. Сегодня я еще раз убедился, что прав,-он схватил Чикильдеева за локоть.-Понимаете?
– -Тихо!-сказал Чикильдеев.-Вы слышали?
– -Что?
– -Там кто-то есть,-шепнул Чикильдеев, показывая пальцем в сторону входной двери, заслоненной дурацкими шкафами.-Слышите шаги?..
– -Кто там может быть?-громко удивился профессор.-Разве что Филипп Марленович зашел… Филипп Марленович, это вы?
Теперь уже отчетливо было слышно, как мяукнула, закрываясь, дверь.
Чикильдеев осторожно выглянул – сначала из-за шкафа, а потом – из двери в коридор. Он не увидел ничего, кроме пыльной тишины. Обратно он вернулся задумчивый.
– -Что это вы – весь в мыслях, прямо как Аристотель?-не отказал себе в удовольствии профессор.
– -Странно. Кому-то захотелось нас подслушать… то есть, скорее – вас.
– -Бросьте голливудщину разводить!-сказал Потапов, у которого чувство самосохранения явно было развито не больше, чем у муравья.-Просто сквозняк дверь закрыл,-он завязал тесемки и бросил мерзкую папку в ближайший раскрытый шкаф.-Два часа в Ленинке, часок в Исторической – и к вечеру все доказательства на руках!-сказал он с непререкаемостью Архимеда.
– -Профессор,-сказал Сева совершенно равнодушным голосом; из головы у него так и не выветрился разговор в машине, особенно старательно подпрыгивали слова: "не имеет цены".-Профессор, поскольку я, не в последнюю очередь благодаря вам, с завтрашнего дня являюсь уволенным с работы, могу оказать посильную помощь в ваших поисках.
– -М-м-м…-промямлил Потапов.-Мне, право, неудобно.
– -Хватит манежиться, профессор. Поехали. Только позвоню по важному делу.
В вестибюле института Чикильдеев отыскал телефон-автомат.
– -Позовите, пожалуйста, Катю.
– -Она вышла на десять минут. Позвоните часа через два.
– -Спасибо. Попробую,-пообещал Чикильдеев и пустился догонять ушедшего вперед Потапова.
12.
Когда Сева снова взялся за телефонную трубку, чтобы позвонить Кате, он чувствовал себя последним идиотом.
– -Я думала, ты уже совсем не позвонишь,-сказала Катя.
– -Извини, трудное детство, нехватка витаминов. Глупею быстрее, чем успеваю это осознать.
– -Что-нибудь случилось?-догадалась Катя.
– -В двух словах не расскажешь. Связался с сомнительной компанией: туманный призрак свободы и сумасшедший профессор.
– -Ничего не понимаю,-грустно сказала Катя.
– -Подробности при встрече,-пообещал Чикильдеев.
Правда, подробности плохо задержались в севиной голове. Он помнил только, что Александрийскую библиотеку сожгли после того, как туда навезли кучу рукописей. Но все равно после дня, проведенного с Потаповым, Чикильдееву уже нравилось сочно произносить: "Ориген", "Каллимах", хотя он не помнил, люди это или, скажем, города или поэмы. Кроме того, он сомневался, не правильнее ли будет: "Орегон", поскольку такое сочетание букв ему тоже смутно о чем-то напоминало. Подробности следовало при ближайшей возможности освежить у Потапова. Может быть даже записать самые идиотские названия.
– -Увидимся завтра,-пообещал Сева с небрежностью человека, уверенного в собственной судьбе.
13.
В дверь, не касаясь ногами земли, – словно Карлсон, только без пропеллера на загривке, – влетел Сковородный и стал приноравливаться к посадке на стул.
– -Я занят!-сказал Сева, нервничая.-У меня нет времени!
– -Да чего уж там!-застенчиво ответил Сковородный, опускаясь.
На стол, который оказался между ним и Севой, он тут же взгромоздил свой Samsonite и многозначительно сказал:
– -Я тут кое-что принес.
– -Нет!-крикнул Сева, но Сковородный уже щелкнул замками, сунул руку внутрь, извлек какую-то штуковину неестественной конфигурации и, вертя ее перед севиным лицом, запричитал:
– -Вот она, релюшка! И всего-то! А сколько из-за нее людей погубить пришлось!..
Сева нехорошо взвизгнул, выхватил штуковину из рук у Сковородного и, оттянув ему вниз челюсть, вставил в шевелящиеся губы, причем штуковина вошла туда как по маслу, поскольку во рту вдруг обнаружились специально сделанные для нее пазы.
Глаза у Сковородного полезли наружу, вспыхнули и завращались, озаряя всё вокруг тревожным сине-красным милицейским светом. Завыла сирена; уши начали захлопываться и снова открываться, а на лысом темени откинулся маленький люк, и оттуда быстро поехала антенна…
Чикильдеев в ужасе проснулся.
– -Хочу купаться в море или лететь на ковре-самолете!-заказал он, повернулся на другой бок и снова заснул.
Сначала он услышал шум, действительно похожий на бессмысленное лопотание волн. Но скоро обнаружил, что никакого моря нет, и что он находится в зале, заполненном рядами кресел, которые, в свою очередь, занимали люди – в основном непрестижно одетые мужчины. Один такой находился на сцене, значительную его часть скрывала трибуна из хмурого дерева с лаковыми проблесками.
"Собрание какое-то",-догадался Чикильдеев.
– -…как лицо, в течение долгих лет подвергающееся издевательствам, я требую наконец оградить меня от бесчеловечного отношения!- говорил тот, что на трибуне, и Сева вдруг обнаружил, что он поразительно похож на Забиженского, только голос был не так богемно-полуразвязен, а непривычно категоричен. Интересно, чего Геннадий Александрович такого требует?
– -Я требую, чтобы мой мозг оградили от общения с текстами, оказывающими разрушающее действие на человеческую психику!-продолжал человек, похожий на Забиженского, а затем, развернув листок, срывающимся голосом зачитал:-"Жест художника как конечный акт трансформации внутренних поисков в визуальную констатацию"…
Ветер возмущения пролетел по залу.
– -"…Емкость выразительной силы жеста"!.. "Отсчет драматической тональности"!..
Шум перешел в гневный ропот.
– -"Прицельно оформленное пространство духовной высказываемости"!..
Свист. Крики "Позор!"
Где-то сбоку от Севы послышался сдавленный стон.
– -Воды!.. Врача!.. Человеку плохо!..-загомонили возбужденные голоса.-Где?.. Во-он, позеленел весь!..
– -Информационный космос перегружен! Долой ассоциативных метафористов!-оглушительно крикнул голос у Чикильдеева над ухом.
