Уолтер Миллер - Песнь для Лейбовица. Часть 1
— А как насчет прошлого года?
Послушник сглотнул слюну.
— Насчет… старика?
— Да-да, старика.
— Ага, дом Аркос, сейчас…
Стараясь говорить ровным, мирным тоном, настоятель подсказал:
— Это был просто старик. Самый обычный. Теперь мы знаем это точно.
— Я тоже думаю, что это, скорее всего, был просто старик…
Отец Аркос устало взял со стола деревянную указку.
Бах!
— Боже милостивый!
Бах!
— …
Когда Френсис брел по коридору прочь, настоятель выглянул из своей кельи и крикнул ему вслед:
— И еще вот что…
— Да, преподобный отче?
— Никакого обета в этом году, понял? — рассеянно обронил аббат и захлопнул дверь.
7
Семь лет отслужил брат Френсис в послушниках. Семь раз постился он в пустыне и научился очень искусно изображать вой волков. Ради развлечения братии он ночью поднимался на стену и так зазывно выл, что волки сбегались со всей округи. А днем Френсис работал на кухне, скреб каменные полы. И еще продолжал ходить на занятия в класс древности.
А потом настал день, когда из новоримской семинарии, верхом на осле, приехал посланец. Он долго разговаривал о чем-то с настоятелем, после чего разыскал брата Френсиса. Вид послушнического облачения последнего, а также его малопочтенное занятие (тот как раз мыл пол), похоже, немало удивили римлянина. Френсис был уже не юнцом, а вполне зрелым мужем.
— Мы уже несколько лет изучаем найденные вами документы, — сказал посланец. — И многие полагают, что они подлинные.
Френсис опустил голову и тихо произнес:
— Мне не разрешается разговаривать на эту тему, отче.
— Ах, ну да.
Посланец улыбнулся и протянул послушнику клочок бумаги, на котором стояла печать аббата и его собственной рукой было написано: «Се инквизитор курии. Слушай и повинуйся. Аркос. Аббат. Альбертианский орден Лейбовица».
— Ничего ужасного не произошло, — поспешно сказал инквизитор, заметив испуг на лице собеседника. — Я говорю с вами неофициально. Позже придет член суда, который запишет ваши показания. Вы же знаете, что ваши бумаги находились в Новом Риме? Часть из них я привез обратно.
Брат Френсис помотал головой. Несмотря на свое самое непосредственное отношение к обнаружению реликвий, он знал о них меньше, чем кто бы то ни было. Он заметил, что посланец одет в белое облачение доминиканца, и с опаской подумал о суде, упомянутом монахом. На тихоокеанском побережье шло инквизиторское расследование против катарской ереси, но какое это могло иметь отношение к реликвиям Блаженного Лейбовица? Записка гласила: «Это инквизитор курии». Однако доминиканец казался человеком мягким, и при нем вроде бы не было никаких пыточных инструментов.
— Очевидно, вскоре дело о канонизации основателя вашего ордена будет возобновлено, — объяснил посланец. — Ваш настоятель — человек мудрый и очень осторожный. — Тут он хмыкнул. — Передав реликвии на исследование в другой орден и опечатав убежище без предварительного осмотра, он… Ну да вы и сами понимаете, верно?
— Нет, отче, не понимаю. Я думал, что он просто счел это дело не заслуживающим внимания.
Монах рассмеялся.
— Не заслуживающим внимания? Скажете тоже. Просто, когда вам орден представит все доказательства — реликвии, чудеса и тому подобное, — суд начнет следствие. И ваш аббат мудро распорядился до той поры убежища не трогать. Я понимаю, как все вы это переживаете, однако, конечно же, будет лучше, если печать будет взломана в присутствии посторонних свидетелей.
— Так вы войдете туда? — встрепенулся Френсис.
— Не я. Когда все будет готово, суд пришлет наблюдателей. Тогда любая находка, способная оказать влияние на ход расследования, будет официально зарегистрирована, и никто уже не посмеет усомниться в ее подлинности. Ваша находка заставляет думать, что в убежище могут обнаружиться веские доказательства, которые решат дело в ту или иную сторону.
— Каким образом, отче?
— Дело в том, что еще во времена беатизации[1] Блаженного Лейбовица сомнение вызывал ранний период его жизни — до того, как он стал монахом и священником. Противники беатизации особенно напирали на допотопную биографию Лейбовица и еще утверждали, будто он разыскивал пропавшую жену недостаточно усердно, и в момент произнесения им монашеского обета она могла еще быть жива. Такое, конечно, случается, и иной раз на это даже смотрят сквозь пальцы, однако суть в другом. Главное, что адвокат дьявола — обвинитель в церковном суде — пытался заронить сомнение в человеческих качествах вашего основателя. Мол, он стал монахом и принял обет, не удостоверившись в исполнении своих земных, семейных обязанностей. В тот раз сомневающиеся потерпели поражение, но они могут попытаться вновь. Однако если найденные вами останки действительно… доминиканец пожал плечами и улыбнулся.
Френсис кивнул.
— Это позволит установить время ее смерти.
— Да. Еще в самом начале войны. Мое личное мнение, что записка из ящика написана самим Блаженным. Или это очень искусная подделка.
Френсис покраснел.
— Нет-нет, — добавил инквизитор, — я вовсе не думаю, что вы можете иметь какое-либо отношение к подобному мошенничеству.
На самом же деле послушник просто вспомнил, как отнесся поначалу к почерку писавшего записку.
— Расскажите, как это произошло? Как вы обнаружили то место? Я должен знать все подробности.
— Все началось с волков…
Доминиканец принялся записывать. Через несколько дней после отъезда посланца дом Аркос вызвал к себе брата Френсиса.
— Ну как, ты не передумал относительно своего призвания? — ласково поинтересовался он.
— Нет, господин настоятель. Простите мне мое несносное тщеславие…
— Бог с ним, с твоим тщеславием. Так ты хочешь стать монахом или нет?
— Да, господин мой, хочу.
Аббат просиял.
— Ну вот и прекрасно, сын мой. Мы тоже убедились в твоем призвании. И если ты готов посвятить свою жизнь служению Господу, пришло время принять обет. Дом Аркос помолчал, всмотрелся в лицо послушника и разочарованно спросил: Что такое? Ты не рад? Эй! Что с тобой?
На лице Френсиса застыла маска вежливого внимания, становившаяся все белее и белее. Вдруг колени послушника подломились, и он рухнул без чувств.
Через две недели, поставив рекорд на выживание в пустыне, брат Френсис принес обеты вечной бедности, целомудрия, послушания и еще ряд специальных обетов братства. Он получил благословение, узелок на палке и стал отныне полноправным членом альбертианского ордена Лейбовица. Френсис сам приковал себя цепью к подножию Распятия и к закону монашества. Во время ритуала посвящения его трижды спросили: «Если Бог призовет тебя стать его книгоношей, пойдешь ли ты на смерть, дабы не предать своих братьев?» И трижды он ответил: «Да, Господи».
