Геннадий Прашкевич - Золотой миллиард
«Но мы умираем от вирусов».
«Нуда, – соглашался доктор Пак. – Некоторая часть населения Земли обязательно вымрет. Рай на Земле нельзя установить в такой ужасной толчее, как сейчас. Кто-то обязан навязать свою волю другим, иначе как поддержать жизненный тонус? Взгляни на своего спутника, – доктор ткнул крючковатым пальцем в сгорбившегося отца Вонга. – Он давно утратил все резервы жизнеспособности. Он давно не плодится, значит, у него нет будущего. Вирус непременно его убьет, потому что он съел все свои биологические резервы. Зато ты, Алди, как это ни странно, выглядишь приемлемо. Хочешь я рекомендую тебя в отряд синерубашечников? Мне понравились твои анализы. А немного страданий всегда уместно. Даже при самых резких изменениях внешних условий ты способен выдержать многое. Хочешь надеть форму? Уверен, ты еще способен плодиться. Тот, кто хочет жить, должен плодиться. Избыточность, избыточность, избыточность! – вот наш девиз».
«Но в мире и так нет мест, где можно ступить, не толкнув другого человека».
«Не думайте об этом. Умные вирусы все отрегулируют».
«Сколько же нам этого ждать?»
«Дети вырастут – разберутся».
Сладкий запах тления мешался со смолистым дымом.
С грохочущих бокко, ни разу не рискнувших сделать посадку, в Терезин сбрасывали пластиковые мешки с медикаментами и сухими водорослями. Очень много сухих питательных водорослей. Алди спал на матрасе, набитом такими водорослями, и ел их же. Удобно. А на бульваре он и отец Вонг наткнулись однажды на интересного человека, сидящего среди трупов. Человек очень давно не брился, порос клочковатыми волосами, глаза выцвели, как тряпка на солнце.
«Почему ты не умер?» – заинтересовался Алди.
Интересный человек даже не улыбнулся:
«Не знаю».
«А почему все вокруг умерли?»
«И этого не знаю».
«Тогда вставай. Вокруг тебя одни мертвые».
«А что мне делать среди живых? Все, кого я знал, уже умерли. Мне скучно. И ты уходи. Никому не говори, что разговаривал со мной. Это будет для тебя плохо. Иди прямо на запад, там начинается совсем сухая пустыня. Ты об этом догадаешься, когда увидишь черепа. Они рядами лежат по краю пустыни, как дорожка прилива. Иди вдоль этой дорожки, потом поверни на полдень. Правда, воды в колодцах давно нет, они завалены трупами. Но ты ведь тоже умрешь».
10
Тоска томила сердце.
В Экополисе на площади Согласия, вдруг вспоминал Алди, сквозь любую толпу можно протолкаться и увидеть Фанитную набережную. Там пахнет чистой водой, изысканным парфюмом, молотым кофе, а в грязном Терезине пахнет истощенной землей, тлением, сырым песком и грибами. В Звездном центре горелое железо распространяет приятную кислую вонь, привычно орут сирены предупреждения, а в сером, изрытом гусеницами Терезине несколько кварталов полностью выгорело. Мертвые пожарища, политые мутным ливнем, поросли пузырчатой жирной дрянью, противно лопающейся под босыми ногами. Время от времени отец Вонг слепо проводил рукой по обезображенному лицу Алди. «Я боюсь тебя забыть». Некоторое количество еды можно было получить от синерубашечников. Они же расстреливали всех, кто пытался вырваться из Терезина. Зобастые птицы на полях давно уже не искали червей, предпочитали копаться в растерзанных трупах. У заболевшего человека начинали неметь руки или появлялись участки кожи, рыхло и мягко продавливающиеся под пальцами. Это было безболезненно, но неприятно. На грохочущем нефтяном тракторе Алди помогал свозить бесчисленные трупы к рвам, их заливали напалмом. Запах тления мешался с запахом гари. Во рвах трещало и шипело, как в шашлычницах.
«Тебе нужна женщина».
Алди кивал:
«Наверное».
В ночном небе мерцали огоньки спутников, густо подвешенных над всей зараженной областью. В Экополисе вполне могли видеть лица мертвых – оптика это позволяла. Возможно, бесстрастные наблюдатели не раз видели и Алди. Подумав о таком, он с испугом прятал лицо в рукав. Вряд ли его могли узнать, но не хотелось, чтобы Мутти плакала.
«Тебе нужна женщина», – повторял отец Вонг.
Он ходил за Алди как привязанный. В городе их знали. Иногда отцу Вонгу давали немного активированной воды, потому что слепец, помогающий зрячим, не может не вызывать уважения.
«Сейчас такое время, – говорил отец Вонг, блаженно возвращая чашку. – Мы все заодно».
И выдавал тайну:
«Моему другу нужна женщина».
Он и Алди стали известными людьми в Терезине.
«Придут счастливые дни, – не уставал твердить отец Вонг. – Все болезни исчезнут, и мы будем проводить дни в грандиозных очередях. Это будет счастливое время. Трупы будут закопаны, родятся новые люди, дети во всем разберутся, а очередь к Языку специально пустят по красивому берегу реки, чтобы мы чувствовали прохладу».
Однажды их вызвали в Комитет Спасения.
Комитет только что возглавили люди, ворвавшиеся в город с севера.
Эти люди видели так мало, они привыкли к такой скудной и малой пище, что вымирающий Терезин показался им раем. Они просто сияли, увидев так много красивого и неизвестного. С бокко, патрулировавших воздух, их даже не стали расстреливать. В конце концов, это можно будет сделать, когда бандиты начнут уходить из города. А пока пусть поддерживают порядок.
Человек, командовавший отрядом, такое отношение приветствовал.
Звали его Зоммер. Он был длинный и тощий, как необыкновенная конструкция скелета, на котором не мешало бы нарастить немного мяса. Весь день Алди пьянствовал с Зоммером и с его охраной в каком-то пустом здании. Возможно, раньше это был банк, или какая-то служебная контора. Везде валялись битые диски, рваные магнитные ленты шуршали под сквозняком. Пили какую-то сквашенную дрянь, для отвода глаз один раз пропущенную сквозь змеевик. Отрыжка Убивала мышей, это проверяли на фактах. Охранник ловил взрослую опытную мышь, а Зоммер или Алди дышали на нее. Обычно хватало одного выдоха. А закусывали сухариками, обросшими бледной плесенью. Сухарики сушили на спиртовой зажигалке, отец Вонг счастливо повторял: «Когда-нибудь в очереди… На берегу красивой реки…» А Зоммер вторил ему: «Большая медитация… Банки спермы…» Он проповедовал известную идею офицера Стууна.
Алди кивал.
Он гладил шершавое колено приведенной женщины.
Было темно, он не видел никаких лиц, но слышал хриплый смех женщины. Гладить податливое колено было приятно. Хотелось говорить о звездах, но мешала отрыжка. Кто-то включил дорожный приемник. После обычных призывов к разуму и воле мужественного населения, зазвучала музыка Территорий. «Веете, веет, веет, веет…» Никто не знал, чем заканчивается эта песня. Но может, смысл ее заключался как раз в бесконечности, кто знает?
