Михаил Емцев - Клочья тьмы на игле времени
Мысли о жене не давали ему покоя. Порой казалось, что ее уже нет в живых, что с тем последним криком остановилось ее больное сердце. Он начинал метаться по комнате, доведенный почти до крайности, разбитый и раздавленный собственным воображением. Пойти туда он, естественно, не мог. Еще глупее было бы посылать Вилли. Они бы выследили его и арестовали их обоих. А другого способа хоть что-нибудь узнать о доме не было. Телефон не отвечал.
Он боролся с собой четыре дня. Потом все же решился. Всю ночь просидел он с трубкой на подоконнике и надумал рискнуть. Это сразу же успокоило его. Что-то в нем окаменело и сжалось. Пришло странное обессиливающее равнодушие. Безумно захотелось спать. Он рухнул на тахту и мгновенно полетел в какую-то мутную и бездонную пустоту.
Проснулся довольно рано. Торопливо побрился. Залепил папиросной бумагой порез на подбородке. Электрический свет утомлял чуть припухшие за ночь глаза. Раздвинул шторы, потушил свет и пошел на кухню сварить кофе. Болезненный дрожащий сумрак тоже раздражал.
Мирхорст перестал крутить кофейную мельницу, выпил стакан холодной воды, схватил плащ и осторожно вышел на улицу. Чтобы не передумать, вернее, чтобы не мучить себя сомнениями в пути, взял такси. Все же немного быстрее.
Когда машина остановилась у подъезда, сердце его часто заколотилось. У дверей никого не было. Он быстро расплатился и вбежал в подъезд. Гулким эхом отозвалась захлопнувшаяся дверь. Долго, чертовски долго опускался лифт! Он тихо вошел в кабину, аккуратно затворил дверцы и нажал кнопку…
Пришел Орфей на берег священного Стикса. Черные стеклянные воды со свистом неслись под каменным сводом подземного мира. «Перевези меня на тот берег, Харон», — попросил Орфей молчаливого старца. Ничего не ответил Харон, будто не видел он и не слышал Орфея. «Прошу тебя, Харон, перевези меня! Мне нужно попасть к самому Аиду!»
Не успел еще остановиться лифт, как он увидел сквозь зеркальное стекло и металлическую сетку фигуру в резиновом плаще. Совершенно инстинктивно нажал красную кнопку «стоп» и сразу же — «I». Лифт пополз вниз. Мирхорст слышал, как кто-то бежал по лестнице.
Кабина остановилась, и Мирхорст бросился к выходу. Вверху грохотали ступени. Когда до двери оставалось рукой подать, она резко распахнулась и перед Мирхорстом возник человек. В серой шляпе и резиновом плаще. Руки он держал в карманах.
Сразу наступила оглушительная тишина. Мирхорст обернулся. Несколькими ступеньками выше, чуть боком к нему, стоял другой гестаповец. Ноги на ширине плеч, руки тоже в карманах.
— Доброе утро, господин профессор, — сказал нижний гестаповец и предупредительно распахнул дверь. Верхний медленно начал спускаться.
Они вывели его во двор. Там уже стояла невесть откуда взявшаяся машина. Черный лак, серебро радиатора, холодный блеск незажженных фар. Злобная шестицилиндровая NSU. Она сама походила на эсэсовца в полной форме. Мотор работал.
«Как глупо, — подумал Мирхорст, — ужасно глупо. И бесполезно. Я так и не узнал, что с ней». Это было единственное, о чем он пожалел…
— Да, да, — сочувственно покачал головой штурмбаннфюрер Зиберт. — Вы все почему-то возвращаетесь домой. Как правило. Почти без исключений. Так что я на вас не в обиде.
Он снял пенсне. Довольно прищурился. Улыбаясь, откинулся в кресле. А глаза все не смеялись. И заостренные волчьи уши стояли прямо, кинжально торчали вверх.
— Рад продолжить знакомство, господин профессор, очень рад. Теперь мы будем встречаться значительно чаще. Впрочем, все по-прежнему зависит от вас. И хотя горизонты несколько сузились со времени нашей первой встречи, вы должны признать, что обстоятельства изменились, притом не совсем в вашу пользу, но от вас еще очень многое зависит. Все еще можно поправить. Учтите также, что я готов на некоторые вещи просто закрыть глаза. — Он надел пенсне. — Не на все! На некоторые… И потому я попрошу вас ответить, какой замок отпирают вот эти ключи. — Он вынул из приоткрытого ящика два ключа на латунном кольце и бросил их на стекло стола. — И кто их вам дал?
Ключи от квартирки, в которой Мирхорст прожил последние дни. Их отобрали у него при обыске.
— Вам понятен мой вопрос, господин профессор? Я неясно формулирую мысли?
Мирхорст беззвучно пошевелил губами.
— Простите, не расслышал.
— Я не могу.
— Чего вы не можете?
— Я не могу сказать вам про ключи.
— Ах вот как! Не можете сказать… До чего же вы беспомощный человек, профессор! Не можете ответить на самый простой вопрос, не можете сказать несколько слов, когда вас об этом просят… А скрываться от государственной полиции вы можете? — Зиберт резко подался вперед и уперся в Мирхорста пронзительным и чуть сонным взглядом рептилии. — Жить на конспиративных квартирах можете? Проповедовать антинемецкие идеи можете? Хватит валять дурака, профессор! Пора понять, что положение изменилось! Я не прошу вас о каком-то одолжении. Я требую ответа на вопрос. Требую именем фюрера и великого рейха! Где вы скрывались? Кто дал ключ? — Голос его вырос до крика.
Мирхорст молчал, напрягшись, до посинения сцепив пальцы рук.
— Имейте в виду, здесь с вами не станут церемониться. Вы находитесь в гестапо. У нас свои порядки! У нас отвечают на вопросы! Подумайте хорошенько над тем, что я вам сказал. Мы дадим вам время подумать.
— Могу я встретиться со своим адвокатом?
— Вы что, с луны свалились? — эсэсовец непритворно удивился. — С каким адвокатом? Да понимаете ли вы, где находитесь?
Некоторое время Зиберт раздумывал над чем-то. Потом вдруг улыбнулся глаза по-прежнему не участвовали в деформации лицевых мускулов — и нажал кнопку рядом с телефоном.
— Постараюсь сделать для вас, господин профессор, все, что только возможно. Мне бы хотелось, чтобы вы уяснили наконец свое настоящее положение. Мольтке! — обратился он к вошедшему в кабинет эсэсовцу. Мирхорст, арестованный по указу о превентивном заключении, с сегодняшнего дня переводится в категорию 4А. Проследите, чтобы все было проделано надлежащим образом. Уведите арестованного!
Мирхорста опять посадили в машину, на сей раз это был пресловутый «зеленый гейнрих» с железным кузовом, и куда-то повезли. Его качало в автомобильной темноте. Противно пахло бензином. Временами машина подскакивала на брусчатке. Но ни разу не останавливалась. Очевидно, ей всюду давали зеленый свет. Наконец она все-таки стала. Выключился мотор. С лязгом отперли замок.
— Вылезай! Живо!
Щурясь от яркого света, Мирхорст неуклюже спрыгнул на землю. Машина стояла посреди большого голого двора, окруженного сплошным четырехметровым зеленым забором. Глухие ворота были захлопнуты. Его провели в трехэтажное кирпичное здание. В сумрачной комнате усадили на скамью и велели раздеться. Он покорно нагнулся и стал расшнуровывать ботинки. Сопровождавшие его эсэсовцы о чем-то пошептались с молодым человеком в белом халате, расписались в толстенной книге и, вскинув руки в нацистском приветствии, ушли.
