Владимир Корчагин - Именем человечества
— Ну, разве для хорошего человека…
— За мной не пропадет, Клавдия Никитична.
2— Вот это по-нашему! По-охотницки! — приветствовал Силкин Максима, когда тот спустился с помощью Клавдии в приемную. — Давай сюда вот, в уголок, Владимирыч! Здесь мы никому не помешаем. Здесь можно побалакать вволю. Так вот, вещички твои я снова перебрал, почистил, просушил на солнышке. А то бумаги-то проплесневели малость. Да и кругляк этот, что ты диском зовешь, поотсырел чуток. Теперь все в полном аккурате. Только хочу я тебя спросить: что это за диск, для чего он нужон? Да и бумаги тоже…
— Сложный вопрос ты задал, дядя Степан, нелегко на него ответить. Но я попробую, — Максим немного подумал. — Ты ведь газеты читаешь, радио слушаешь, знаешь что американцы атомной войной грозят?.
— А как же! Почитай, нет места на Земле, где бы ни кляли их, иродов. А им все неймется. Только одного я не пойму: что, эти самые атомные бомбы у американцев-то, лучше наших, что ли?
— Нет, у нас не хуже.
— Так, может, побольше успели они их наготовить, что грозят пойти на нас?
— И тут они нас не обошли. Да и не важно, кто кого опередил. Дело в том, что бомб этих на Земле столько, что кто бы войну ни начал, как бы она ни повернулась, все разно никто из людей не уцелеет, ничего живого не останется. А война, она может начаться и по пустяку, скажем, по ошибке какой-нибудь. Значит, единственное, что может спасти мир, это сделать так, чтобы бомбы просто не могли взорваться. Все бомбы, сколько их ни есть на Земле.
— Да как это сделаешь? Кто такое сможет?
— А вот в моем диске и моих бумагах как раз и написано, как это сделать.
— Вон оно что! И ты, выходит, знаешь, как эти самые бомбы изничтожить?
— Знаю, дядя Степан. Все дело в одной крохотной частичке — «нейтрино». Стоит эти частички заставить работать как надо — и все бомбы выйдут из строя.
— Она что же, твоя нейтрина, вроде, значит, как вода для пороха?
— Да, пожалуй, ты верно сказал. Только очень не просто заставить работать такую «воду». Но мы сделаем это, Дядя Степан!
— Хорошо бы, Владимирыч…
— Ну вот, теперь они тут расселись! — снова послышался ворчливый голос Клавдии, с грохотом поставившей перед ними ведро с водой и тряпкой.
— Что, аль и здесь уборка? — нехотя поднялся Силкин.
— А то как же, везде чистота нужна. Да вы сидите, сидите! — спохватилась Клавдия. — Я и так помою, только ноги подберите.
— Что мы, кочета, чтобы ноги подбирать? — взъярился Силкин. — Вот дура-баба!
— Не надо, дядя Степан, — остановил его Максим. — Пойдем лучше на воздух. Там, кажется, совсем весна…
— Весна, весна, Максим! — кивнул Силкин, помогая ему встать. — Только того… набрось-ка мой пиджачишко, неровен час… Вот так… Теперь шагай, Ну вот, мы и на воле.
— Хорошо-о! — воскликнул Максим, вдыхая всей грудью сырой пахучий воздух проснувшейся тайги.
— Да, теперь здесь славно. А что я хотел еще сказать тебе, Владимирыч, — понизил голос Силкин, когда они спустились с крыльца и уселись под старым кедром. — Вчера вечером приходит ко мне Кузьма Вырин… Ты помнишь его?
— Кузьма Вырин? Тот, что одно лето у нас с Платовым работал?
— Вот, вот! Так приходит ко мне этот Вырин и ставит на стол пол-литра. У меня аж глаза на лоб! Чтоб Кузьма Вырин поставил бутылку! Ведь у него, бывало, зимой снегу не выпросишь. И вдруг такое! Ну, выпили мы. И начал он о тебе расспрашивать. И что у тебя за болезнь? И откуда ты ко мне пришел? И что вы с Платовым искали в те годы? Я, понятно, говорю: знать ничего обо всем этом не знаю. Так он свое: где ты работаешь, о чем балакаешь со мной в больнице? Аж зло меня взяло. Чуть не вытолкнул его из избы. А сам думаю, не подослал ли кто-нибудь его ко мне часом?
— Очень может быть, — задумался Максим. — Не нравится мне это…
— Да ты не беспокойся, я ему словом не обмолвился. Что ты, не знаешь меня?
— Знаю, дядя Степан, знаю. Да сам факт, что кто-то что-то вынюхивает…
— А мы им по носу, тем, кто вынюхивает! Только, в самом деле, Владимирыч, что вы искали тогда? Дело, конечно, прошлое. А что-то и мне интересно стало. Или того… Секрет какой?
— Нет, почему же, тебе я могу сказать. Искали мы тогда остатки космического корабля. Не нашего, с другой звезды.
— Так нешто в самом деле кто-то живет на звездах-то?
— Не на самих звездах. Звезды — это как наше солнце, И вокруг них так же, как и вокруг солнца, планеты ходят. На этих планетах и живут, отчего не жить?
— Ну, ясно. И нашли вы этот корабль?
— Нет, не нашли, засыпало его. Помнишь тот оползень, на пути к Лысой Гриве?
— Ну как же!
— Вот под ним он и захоронен. Старик помолчал:
— Так если они, энти, с другой звезды, прилетали к нам, так, может, и того… опять вернутся сюда?.
— А они прилетали еще раз. Совсем недавно. Я даже побывал у них на корабле.
— Ты видел их?
— Не только видел, жил с ними. И очень долго. Целых семь лет. Они и научили меня тому, что я тебе рассказывал. Это их подарок хранишь ты у себя.
— Ух ты… Батюшки-светы, опять она тут! — воскликнул Силкин, увидев санитарку, которая перебирала у них за спиной какое-то тряпье. — И что ты, Клавдия, липнешь к нам, как банный лист?
— А ты что за указ нашелся! Я на работе. Мне вон швабру обновить надо. Да и хватит вам прохлаждаться. Сколько можно? Давай, Степан, закругляйся, больному в палату надо! Вон уж сестра обедать кличет. — Клавдия собрала свои тряпки и, подобрав полы халата, затрусила к больничному крыльцу.
Силкин проводил ее недобрым взглядом:
— Настырная бабенка! Смолоду в каждую щель лезет. Ну, я пойду, Владимирыч. Там у вас в самом деле посудой гремят.
3Генерал Звягин, начальник управления Комитета государственной безопасности, внимательно перечитал только что доставленные бумаги и, с минуту подумав, снял трубку телефона:
— Сергей Сергеевич, зайдите, пожалуйста, ко мне. Подполковник Левин тотчас поднялся в кабинет генерала.
— Слушаю вас, Денис Павлович.
— Да вы садитесь, садитесь! Тут такое дело… — кивнул Звягин на раскрытую папку. — С неделю назад в небольшом таежном селении Вормалей, вот примерно здесь, — ткнул он пальцем в еле приметную точку на висевшей у него за спиной карте, — был доставлен в районную больницу в состоянии летаргического сна некто Колесников Максим Владимирович. В больнице он проспал пять дней. Сколько продолжался его сон до этого, никому неизвестно.
— А при чем здесь мы? — удивленно пожал плечами Левин.
— Сейчас поймете, при чем, — продолжал Звягин, неторопливо закуривая. — Колесников этот далеко еще не старый, внешне вполне нормальный, интеллигентный человек, И несмотря на это, — никаких документов, никаких сведений о месте работы и постоянном месте жительства, никаких данных о причинах столь необычного заболевания. А на все вопросы врачей — один ответ: он якобы абсолютно не помнит, что с ним произошло, откуда он прибыл и как оказался в Вормалее. Точно так же ничего не может «припомнить» и доставивший его в больницу старик-охотник Степан Силкин, у которого неизвестно как появился и заснул Колесников. Между тем из некоторых доверительных разговоров Колесникова с Силкиным, случайно ставших достоянием больничного персонала, выясняется, что это не совсем так. Колесников действительно не помнит, как оказался в Вормалее. Но отлично помнит, откуда прибыл. А прибыл он, если верить его словам, чуть ли не с инопланетного космического корабля, где прожил целых семь лет…
