Георгий Мартынов - Встреча через века
Он жаждал полного одиночества. Побыть наконец наедине с самим собой, собраться с мыслями, разобраться во всем, что он видел.
Его нетерпение было столь очевидно, что Мэри сразу предложила осмотреть дом позже, а сейчас разойтись для отдыха.
Сергей тотчас же повел их внутрь.
- Вот эту комнату мы предназначили для вас, - сказал он, останавливаясь перед дверью в левом крыле здания. - Но если вам не понравятся...
- Уверен, что понравится, - ответил Волгин. - Благодарю вас.
Он повернулся к двери. Она открылась перед ним, как всегда, будто сама собой, и Волгин вошел. Дверь закрылась.
Он слышал удаляющиеся шаги. Наконец-то он один!
Комната была большая, обставленная с обычным комфортом. Потолок не был прозрачным, а сквозь стену, выходящую в сад, проникали неяркие лучи солнца, смягченные ветвями деревьев.
Взгляд Волгина остановился на противоположной стене.
Вздрогнув, он стремительно подошел ближе, не веря своим глазам. Охваченный вдруг сильнейшим волнением, ошеломленный и недоумевающий, он стоял перед тем, чего никак нельзя было ожидать увидеть.
Написанный масляными красками, на стене висел портрет Иры!
Волгин хорошо знал, что такого портрета не было раньше. Ирина не любила даже фотографироваться и никогда не позировала художнику.
Откуда же взялся этот портрет, кто и когда написал его?
То, что картину повесили в его комнате, доказывало, что портрет действительно Иры, а не похожей на нее женщины.
Это была она!
...Шли дни. Волгин все откладывал и откладывал отлет из Ленинграда. Он никак не мог решиться расстаться с местом, где когда-то находился его родной город, - Октябрьским парком. С Владиленом или Мэри, а чаще всего один он каждое утро садился в арелет и отправлялся к берегам Невы. Оставив машину где-нибудь недалеко от Медного всадника, откуда он всегда начинал свои странствования и куда возвращался вечером, чтобы лететь домой, он бродил по "знакомым" местам, разыскивая следы былого.
Так он нашел место, где стоял дом, в котором он родился и вырос. И ему показалось, что одно из гигантских деревьев, росшее там, - то самое, что росло прежде во дворе. Место, где до замужества жила Ира, он также отыскал в густой чаще. Владилен достал ему план парка, но и без плана Волгин легко ориентировался а лабиринтах аллей, казавшихся ему прежними улицами, по которым он так часто ходил в своей первой жизни.
Почти на каждой аллее Волгин встречал хорошо знакомое. Зданий, имевших историческую или архитектурную ценность, в Ленинграде всегда было очень много, и все они тщательно сохранялись.
Иногда Волгин совершал длительные прогулки по Неве и ее многочисленным рукавам. Арелет скользил по воде быстро и беззвучно. Только плеск рассекаемых волн и длинные полосы пены, расходившиеся в стороны от острого носа, напоминали, что воздушный аппарат превратился в лодку.
Все эти дни стояла прекрасная погода, небо было безоблачно. Волгин знал, что это делалось вопреки расписанию специально для него. Календарь был нарушен, вероятно, впервые за много лет.
Октябрьский парк всегда был полон людьми. Было очень много детей. Волгина замечали сразу, но ни разу больше возле него не собиралась толпа, как это случилось в первый день его прилета в Ленинград. Распорядился ли об этом кто-нибудь или это явилось следствием свойственной людям новой эры чуткой деликатности, изменившей им один-единственный раз, Волгин не знал.
Он видел, что на него смотрят с любопытством, но не навязчиво. Многие улыбались ему или приветствовали дружеским жестом.
Это внимание не было ему неприятно.
Иногда Волгин спрашивал, как пройти к тому или иному месту, Ему отвечали вежливо и просто, ничем не показывая, что спрашивающий человек необычный.
Он видел, что люди были бы рады поговорить с ним, но никто не делал ни малейшей попытки завязать разговор. Инициативы ждали от Волгина.
А он сам никак не мог заставить себя заговорить с ними о чем-нибудь постороннем. Ложный страх поставить себя в смешное положение, показаться невежественным дикарем не оставлял Волгина.
И люди, казалось, хорошо понимали это.
Волгин отлично знал, что его опасения неосновательны. Никто никогда не улыбнулся бы его "невежеству": оно было слишком естественно и понятно.
Он понимал это, но все же чего-то боялся.
Каждый день он решал, что сегодня обязательно познакомится с кем-нибудь, но каждый раз возвращался домой, не выполнив этого решения.
Даже с Мэри и Владиленом он говорил не обо всем. Он "отводил душу" только в редких беседах с Люцием по телеофу. Своего отца Волгин не стеснялся и мог говорить с ним свободно.
Окружающие замечали, что характер Волгина начинает портиться. Все явственнее проступали признаки тоски по прошлому. Он сам видел это.
Комфорт в доме все чаще раздражал его. Иногда ему мучительно хотелось своей рукой повернуть кран умывальника, самому открыть дверь. Он попросил Владилена вызвать механика и выключить автомат в своей спальне. Это было тотчас же исполнено, и Волгин с удовольствием убирал комнату и стелил постель. Он был бы не прочь вообще убрать все автоматы в доме, но сдерживался, не желая доставлять неудобства Мэри и Владилену.
А они оба скучали в этом вынужденном безделье. Пребывание в Ленинграде становилось томительным. Они с нетерпением ждали, когда, наконец, Дмитрий решит продолжу путешествие.
Они видели, что Волгин день ото дня становится все более мрачным и раздражительным, и с тревогой сообщали об этом Люцию.
Но даже Люций не считал себя вправе вмешиваться в личную жизнь Волгина.
Так прошло две недели.
Сергей все еще не улетал домой. Волгин приписывал это желанию быть возле него, но в действительности дело обстояло иначе. Сергей, выполняя просьбу Люция, следил за здоровьем Волгина и регулярно информировал о нем как Люция, так и Ио.
Внешне Волгин был совершенно здоров. Благодаря антигравитационному поясу он не чувствовал никакого утомления, исходив за день десятки километров. Он возвращался домой свежим и бодрым. Для поверхностного взгляда все обстояло благополучно.
Но Сергей был не просто медиком. Он являлся одним из лучших учеников выдающегося врача - Ио. И он видел, что за внешним здоровьем Волгина таится прогрессирующая болезнь.
Медицина тридцать девятого века первое и главное внимание уделяла душевному состоянию человека. Малейшее расстройство нервной системы расценивалось как признак, требующий врачебного вмешательства . А у Волгина эти признаки проявлялись все чаще.
- Он должен уехать отсюда и как можно скорей! - категорически потребовал молодой ученый при очередном разговоре с Люцием. - Вы один можете воздействовать на него.
