Эуджен Чировици - Книга зеркал
С самого начала она предложила называть ее по имени.
– Данна, я Ричарда знаю только по отрывку рукописи, – начал я, – а вы знакомы с ним гораздо ближе. Скажите, он когда-нибудь упоминал о профессоре Видере или о Лоре Бейнс? Может быть, рассказывал о своей учебе в Принстоне?
– Понимаете, Ричард был очень замкнутым и скрытным человеком. Нелюдимом, если можно так выразиться. С людьми он сходился плохо, знакомых у него было мало, а друзей и вовсе не было. С братом он виделся редко. Отца он потерял, когда в колледже учился, а мать умерла от рака в конце девяностых. Мы пять лет жили вместе, но за все это время ни разу гостей не принимали, да и сами в гости не ходили. С коллегами он общался только по работе, ни с кем из университетских сокурсников не встречался. – Она помолчала, налила еще чаю. – Однажды он получил приглашение на встречу выпускников в Принстонский клуб на Сорок третьей Восточной. Уж не знаю, как устроители его адрес отыскали. Я предложила составить ему компанию, но он отказался, объяснил, что никаких хороших воспоминаний о студенческой жизни у него нет. Скорее всего, так оно и было. Питер дал мне прочесть отрывок рукописи… По-моему, из-за этой Лоры он очень расстроился и обо всем хорошем забыл – ну, так оно обычно и бывает. Поэтому и не сохранил никаких напоминаний о том времени – ни фотографий, ни сувениров, только экземпляр журнала «Сигнатура», где его рассказы напечатаны. Ричард в отрывке об этом упоминал. Какой-то знакомый случайно в букинистическом магазине журнал нашел… Я его уже упаковала, но могу отыскать, мне нетрудно. Я, конечно, не литературный критик, но, по-моему, рассказы великолепные. Вообще-то, понятно, почему Ричарда сторонились. На первый взгляд он казался нелюдимом, хотя если приглядеться получше и узнать его поближе, то становилось ясно, что он добрый и отзывчивый, просто натура у него ранимая. С ним можно было о чем угодно говорить. Он был очень честен и всегда готов помочь любому, только попроси. Потому я его и полюбила, потому и согласилась в Нью-Йорк переселиться, а вовсе не потому, что мне было одиноко или хотелось уехать из Алабамы. Нет, правда, я его очень любила. Так что простите, но, боюсь, больше я вам ничем помочь не могу, – вздохнула она. – Я вам рассказала о Ричарде, но вас ведь профессор Видер интересует, верно?
– А вот вы сказали, что прочли отрывок…
– Да, отрывок я прочитала. И рукопись повсюду искала – интересно же, чем все закончилось. К сожалению, я так ничего и не нашла. Наверное, Ричард передумал и удалил файл из компьютера.
– А как вы думаете, в тот вечер ему Лора Бейнс звонила? Та самая, про которую он сказал, что из-за нее у него вся жизнь наперекосяк?
Она ответила не сразу, как будто забыв о моем присутствии, а потом, рассеянно оглядев комнату, молча встала и вышла в спальню, не закрывая двери. Через несколько минут Данна вернулась и снова села в кресло.
– По-моему, я смогу вам помочь, – сказала она неожиданно официальным тоном. – Только сначала пообещайте, что когда вы напишете книгу, то ничем не оскверните память о Ричарде, что бы там ни выяснилось в вашем расследовании. Если я правильно понимаю, вас интересует профессор Видер, а Ричард имеет ко всему этому весьма отдаленное отношение. Прошу вас, опустите некоторые подробности, касающиеся Ричарда. Обещаете?
Надо сказать, что святым меня не назовешь, а в бытность свою журналистом я всегда готов был солгать, для того чтобы заполучить нужные сведения. Однако сейчас я сказал себе, что с Данной надо объясниться честно.
– Видите ли, я журналист и подобных обещаний давать не вправе. Если выяснится, что между Видером и Ричардом существует какая-то прямая и непосредственная связь, утаить этого я не смогу. Вдобавок не забывайте, он сам писал об этих событиях, а значит, хотел огласки. По-вашему, он передумал и удалил файл… По-моему, он этого не сделал. Скорее всего, он спрятал рукопись в надежное место. Судя по вашим словам, он был человеком практичным. Он затратил на рукопись много труда и наверняка задумывался о последствиях ее публикации. Нет, свою книгу он не уничтожил. Я почти уверен в ее существовании. Более того, я считаю, что Ричард до последнего вздоха надеялся ее издать.
– Может, вы и правы, – сказала Данна. – Вот только мне он об этом и словом не обмолвился. Знаете что, сообщите мне о результатах вашего расследования. Я вас очень прошу. Мне самой не хочется вас попусту тревожить, да и все равно я из Нью-Йорка уезжаю… Позвоните мне, пожалуйста, а?
Я пообещал с ней связаться, если узнаю что-нибудь важное о Ричарде Флинне. Тогда она выложила на стол смятый листок – страницу, вырванную из записной книжки, – разгладила его ладонью и вздохнула:
– Вот, это вам.
На листке было имя и номер мобильного телефона.
– В тот вечер, когда Ричард расстроился из-за телефонного разговора, я дождалась, пока он уснет, проверила его входящие звонки и переписала номер. Стыдно, конечно, но я не из ревности так поступила, а потому, что очень за него переживала, – таким расстроенным я его никогда прежде не видела. На следующий день я позвонила. Трубку взяла женщина, я ей представилась, мол, я подруга Ричарда Флинна, и сказала, что он просил меня передать ей нечто важное – такое, что по телефону лучше не обсуждать. Не очень охотно, но она согласилась встретиться за ланчем, тут, неподалеку, в кафе. Представилась Лорой Вестлейк. Я извинилась за беспокойство и объяснила, что очень встревожена состоянием Ричарда после вчерашнего телефонного звонка. Она сказала, что тревожиться не о чем, что они с Ричардом знакомы по Принстону и что произошло небольшое недоразумение, касающееся какого-то события в прошлом. Она утверждала, что действительно была соседкой Ричарда по дому, но они были всего лишь друзьями, никакой романтической связи между ними никогда не было. Мне не хватило смелости передать ей слова Ричарда, но я сказала, что он признался мне, будто между ними был роман. А она ответила, что у Ричарда слишком богатое воображение и что за давностью лет он запамятовал, и снова подчеркнула, что их отношения были исключительно платоническими.
– А она не говорила, где работает?
– Преподает психологию в Колумбийском университете. После ланча мы попрощались, и этим все закончилось. Не знаю, звонил ей Ричард потом или нет. Может, номер телефона она менять не стала.
Я поблагодарил ее и ушел, еще раз пообещав сообщить ей все, что узнаю о роли Ричарда в этих событиях.
В Трибеке я зашел пообедать в кафе, подключился к их вайфаю и ввел на лэптопе запрос в поисковик. На этот раз «Гугл» расщедрился.
Лора Вестлейк была профессором медицинского центра Колумбийского университета и вела совместный исследовательский проект с Корнеллским университетом. В 1988 году она получила степень магистра в Принстоне, спустя четыре года защитила докторскую диссертацию в Колумбии, в середине девяностых преподавала в Цюрихе, а потом снова вернулась в Колумбийский университет. В ее биографии упоминались образовательные программы, исследовательские разработки и научные проекты, а также то, что в 2006 году она стала лауреатом известной премии. Иными словами, Лора Вестлейк была немалой величиной в академических кругах.
Я решил попытать счастья и позвонил ей в офис, как только вышел из кафе. Секретарша по имени Брэнди, объяснив, что мисс Вестлейк нет на месте, записала мое имя и номер телефона. Я попросил передать мисс Вестлейк, что мой звонок касается мистера Ричарда Флинна.
Вечер я провел дома, в постели с Сэм. Она пребывала в ностальгическом настроении и требовала особого внимания к себе, однако терпеливо выслушала мой рассказ о расследовании. Она даже перевела мобильный телефон в тихий режим, чего почти никогда не случалось, и сунула его в сумку, лежавшую на полу у кровати.
– Может, вся эта история лишь выдумка, – сказала Сэм. – А вдруг Ричард взял за основу реальные события, а все остальное нафантазировал, вот как Тарантино в «Бесславных ублюдках»?
– Вполне возможно, – ответил я. – Но журналист имеет дело с фактами. Так что я буду считать все написанное правдой до тех пор, пока не докажу обратное.
– Слушай, так называемые факты – это то, что издатели пишут в газетах, а продюсеры выпускают в эфир на радио и телевидении. Без нас никто бы и не знал, что в Сирии идет междоусобная война, что у какого-то сенатора есть любовница или что в Арканзасе произошло очередное убийство. Без нас все это никого бы не интересовало. Понимаешь, людям неинтересно, что происходит на самом деле, им подавай истории. Может быть, Флинн и хотел написать такую историю, только и всего.
– Значит, придется это проверить.
– Конечно придется, – вздохнула она, прильнув к моей груди. – Знаешь, одна наша сотрудница сегодня обнаружила, что беременна. Она так обрадовалась! А я ушла в туалет и десять минут там рыдала, просто остановиться не могла. Представила себя одинокой старухой, которая всю жизнь растратила по пустякам. То, чем мы сейчас занимаемся, через двадцать лет никому не будет интересно, а самое важное я проглядела.
