Эликсиры Эллисона. От глупости и смерти (сборник) - Эллисон Харлан

И когда я заканчивал свою речь почетного гостя, текст, который вы только что прочли (он еще был обогащен дополнительным вкладом тех писателей, чьи ответы дошли до меня после «Вестеркона», и тех, кого я попросил добавить что-нибудь недавно), я сказал вот что:

– Кое-что я приберег на десерт. Из всего того ужасного, что происходило со мной, а описанное – лишь малая его часть, и из всего, что случалось с другими писателями и художниками, первый приз получает инцидент, который, как мне кажется, ставит точку в моем послании. О нем мне рассказал Алан Дин Фостер.

Я приберег его напоследок, потому что об Алане Дине Фостере не сумеет сказать ничего плохого даже самый злобный клеветник. Этот человек – самый достойный и любезный из всех, которых можно только мечтать встретить в жизни.

Вы не поверите тому, что сейчас услышите.

–

Дорогой Харлан!

Отвечаю на твое письмо от пятого числа. У меня был только один инцидент, который может заинтересовать тебя, и то я еще сам не до конца его понял. После своей речи почетного гостя на прошлом «Оконе» я направлялся к себе в номер в сопровождении одного из организаторов, как вдруг меня громко окликнули: «Алан Фостер?» Я обернулся, и мне в лицо швырнули бумажный стаканчик теплой блевотины.

Мне до сих пор непонятно не само нападение (которого со временем начинаешь ожидать), но логика нападавшего: человек должен был не только придумать такое, но и найти что-то забавное в сохранении собственной рвоты для покушения на другого человека. Кто-то должен был аккуратно наблевать в стакан и потом таскать его с собой, разыскивая меня. Это мне кажется еще более диким, чем само действие.

–

Вы бы видели, любезный мой читатель, банкетный зал после того, как я прочел письмо Алана! Зал был набит битком – если я правильно помню, на том «Вестерконе» было тысяча пятьсот или тысяча шестьсот участников, – и вот этот доклад занял полтора часа. Шло время, называлось имя за именем, инцидент за инцидентом, один другого мерзее, и зал затих… а потом несмелый, нервный смех, сопровождавший несколько первых историй, даже и он стих. За одним столом плакала женщина, уронив голову на руки. Сидящий за другим человек постукивал по мягкому сиденью стула, снова и снова, вряд ли осознавая, что делает. В глубине зала одна женщина стонала: «Хватит, хватит, ну хватит, пожалуйста». Стоящий у стены человек закрыл глаза и все покачивался и покачивался, вперед-назад. И отовсюду, из всех уголков этого большого бального зала, когда я прочел письмо Алана, послышались ахающие недоверчивые возгласы. Наконец-то они больше не могли игнорировать главную мысль, заложенную в эту речь.

Все это была преамбула. Теперь они выдохлись, были напуганы, эти люди с бледными лицами и застывшими взглядами – огромный зал приличных людей, которым надо было наконец признать, что в их рядах есть мерзавцы, которым нет прощения.

Тогда мне исполнилось пятьдесят, за месяц с небольшим до того. И один из фанатов-торговцев этот факт отметил и сделал сувенир для продажи на том самом «Вестерконе», где я был почетным гостем. Так что я свое выступление закончил такими словами:

– Итак, когда же в этом появится хоть какой-то смысл, когда появится хоть какая-то цель у всех этих чудовищных грубостей и вторжений в частную жизнь? В чем мораль? Ну так вот, она в том фанате-продавце, которому захотелось напечатать футболки с жуть до чего остроумной надписью «50 КОРОТКИХ ЛЕТ ХАРЛАНА ЭЛЛИСОНА» для продажи на мероприятии, на котором этот Харлан Эллисон – почетный гость. Он даже не подумал, что человек, чье имя продается по пять долларов за штуку, должен был бы получить какой-то процент, и уж совсем не подумал, что такая футболка может быть оскорбительной, и при этом считает свое поведение приемлемым.

Но подобных рассуждений никто не ведет, и десятки таких футболок проданы и носятся, и мне отсюда видно, что многие из вас сегодня облачились именно в них, и вы ко мне подходите или задаете вопрос, или комментируете мои слова в футболке, глумящейся над моим ростом (на который я никак не могу повлиять, а вот вы на свои манеры повлиять вполне можете, впрочем, это на вашей совести), и никто из вас ни на секунду не задумался, что такая футболка может ранить чувства человека. Приходится предположить, что ни один из вас об этом не подумал, потому что альтернатива такой мысли – сродни теплой блевотине.

И этот человек с футболки только улыбается да раздает автографы, видимо, рабски благодарен за оказанное внимание и молчит, этот пятидесятилетний.

Но как и Джордж Алек Эффинджер, и Стивен Кинг, и Барри Мальцберг, и Дэвид Герролд, и Тим Кирк и многие, многие другие, которые просили не упоминать их имен… этот пятидесятилетний коротышка выдержит все, общаясь с такими людьми.

Потому что они не добры. А человек не должен мириться с проявлением недобрых чувств тех, кто притворяется, будто они одной крови, одна семья с благородными мечтателями. В мире так много совершенно чужих людей, готовых зверствовать без причины.

Дети наших грез, говорили многие из вас. «Ох, как же меня тронуло то, что вы написали, ох, вы перевернули мою жизнь, ох, как много эта книга для меня значила, когда я был одинок и отчаялся». Дети наших мечтаний.

Ксеногенез.

Дети не похожи на родителей.

И многие из вас удивляются, почему же немало этих литературных родителей положительно относятся к мысли, что контролю над рождаемостью следовало бы придать обратную силу.

–

На этом и кончилось – или, по крайней мере, должно было кончиться мое выступление. Но реальность в борьбе за титул самого невероятного фантаста постоянно превосходит наши ожидания.

Прошли недели после этой речи, и, как я уже говорил, я получил множество писем-откликов. Все они были написаны в том ключе, в каком и письмо молодого человека по имени Энтони Прайор, тогда жившего в Портленде.

–

Ваша речь на банкете меня сильно тронула. Я знал, что иногда сумасшедшие фанаты доставляют авторам неприятности, но такое… немыслимо! Поэтому, чтобы показать Вам, что Ваш гнев и слова, которыми Вы его выразили, были услышаны, я хочу заявить, что я, как и многие мои друзья, с которыми я говорил, предпримем все усилия – если будем достаточно осведомлены и если у нас будут средства это сделать – для предотвращения случаев, подобных тем, о которых Вы рассказали в своей речи. Может быть, нам такая возможность не представится. Эти психи будут продолжать наносить оскорбления, побои и вызывать гнев авторов вопреки нашим слабым усилиям, но, если нам хоть раз удастся предотвратить подобное, это будет стоить того.

–

Кто-то может поверить в это. Дескать, если кто-нибудь выскажется с такими силой, страстью и убеждением, будет тронута душа даже самых низких из его слушателей. Ага. А свиньи полетят.

Вот выдержка из ежедневных новостей «Вестеркона-37», выпускавшихся по ходу мероприятия. Она датирована понедельником 2 июля. Распространена среди участников конвента после моего выступления.

–

КОНТРОЛЬ СЛУХОВ: Примерно в 4:15 в отеле сработало несколько датчиков пожарной тревоги, и некоторые этажи были временно эвакуированы. Насколько нам известно, произошло следующее.

С потолка в коридоре двенадцатого этажа был сорван детектор дыма. Это вызвало срабатывание сигнала тревоги.

Был включен пожарный сигнал на десятом этаже.

Активизация сигналов пожарной тревоги спровоцировала срабатывание некоторых механизмов безопасности. Закрылись пожарные двери, включилась система аварийной вентиляции.

Один вентилятор заклинило. Салон F начал наполняться дымом, исходившим от тлеющего ремня вентилятора.

Хотя наблюдался дым, огня нигде заметно не было.

Нам неизвестно, кто сломал детектор дыма или кто дернул рычаг пожарного сигнала.