Сергей Соболев - Скриптер
– Нет, не узнаю… А разве мы знакомы?
Авакумов кивнул в сторону стоящего справа от него Редактора.
– Этого человека вы тоже не узнаете?
Теперь уже Павел Алексеевич ощутил на себе пристальный взгляд спецназовца.
– Никак нет. Не думаю, чтобы мы где-то встречались.
– У вас такая хорошая память?
– Так точно… на память не жалуюсь.
Авакумов посмотрел на генерала в штатском.
– Итак, где и при каких условиях был обнаружен товарищ Сотник?
– В начале шестого утра девятого мая! В штольне подземной выработки в предгорьях близ Баксана!
– Там, где и в прошлый раз?
– Так точно.
«Значит, Сотник вышел в том же месте, где он „пропал“ в первый раз, а именно, двадцать восьмого апреля… – отметил про себя Павел Алексеевич. – Хорошо, что это место мониторили… Но почему он вышел один? Где Логинов?!»
Он решил пока воздержаться от расспросов; тем более, что нити разговора держал в своих руках старший по возрасту и авторитету человек.
– Товарищ Сотник, расскажите коротко, что с вами случилось. И как так оказалось, что вы… гм… потерялись?!
Спецслужбист покосился на своего начальника. Но не на Левашова – которого он, похоже, тоже не узнавал, а на главу департамента «В» ФСБ, с которым они сюда приехали прямо из военного аэропорта Чкаловский, куда, соответственно, были доставлены спецрейсом из Нальчика.
– Отвечайте на заданный вопрос, – сказал генерал.
– Мы работали по разведке и разминированию верхних штолен весь день двадцать шестого апреля. На ночь вышли оттуда… Держали оцепление, часть сотрудников ночевала в палатках. Ранним утром двадцать седьмого апреля продолжили свою работу. Я, как замкомандира спецгруппы, получил приказ на доразведку боковой наклонной штольни. Со мной отправились семеро бойцов.
– И что произошло?
– В какой-то момент я потерял сознание…
– Может, вы были ранены?
– Нет.
– А может, вас контузило при взрыве мины или гранаты?
– И этого не было… – Сотник задумчиво потеребил подбородок, затем, спохватившись, вновь вытянулся. – Я не знаю, что ответить… Ничего не помню… никаких воспоминаний!
– То есть? Вы пробыли невесть где столько времени… И ничего не помните?!
– Так точно, – выдавил из себя спецслужбист. – Как обрезало…
– У Сотника – локальная амнезия, – подал реплику Левашов. – Он помнит лишь то, что было до полудня двадцать седьмого апреля… А дальше – провал.
Уловив знак, поданный Авакумовым, генерал оставил их, скрывшись в салоне фургона.
– А фамилия Логинов вам о чем-нибудь говорит, Валерий Викторович? – спросил Хранитель. – Конкретно – Даниил Логинов. Или же Дэн Логинов.
– Логинов? – Сотник медленно покачал головой. – Мне эта фамилия ни о чем не говорит… Знакомых с такими именем и фамилией у меня нет и не было никогда.
Хранитель и Левашов многозначительно переглянулись.
– Сотник, вы вышли к своим сослуживцам… гм… без одежды, – пробасил глава Спецотдела. – Так и было?
– Вышел, чем мать родила… – Сотник тяжело вздохнул. – Сам не могу понять, как такое могло случиться.
– Однако, как нам доложили, вы все же кое-что имели при себе.
– Так точно.
– Покажите, что именно у вас было зажато в кулаке, когда вас обнаружили в штольне ваши сослуживцы! Этот предмет и сейчас при вас?
Сотник расстегнул кармана камуфляжной куртки. Достал оттуда нечто; положил на открытую ладонь, чтобы все присутствующие смогли рассмотреть этот предмет…
Это был плоский кругляш из белого металла… или же монета.
Авакумов взял «кругляш» в руку. Надел очки, стал рассматривать… Затем передал Редактору.
Павел Алексеевич поначалу подумал, что предмет этот – серебряная монета. Размер ее примерно как у римского денария. Вот только на той ее стороне, которую он разглядывал вначале, не было никаких следов чеканки. Он перевернул кругляш другой стороной. На условном – именно условном – «реверсе» обнаружился некий символ, прочерченный или вычеканенный неизвестным изготовителем.
Символ этот в точности воспроизводит латинскую букву S…
Сердце пропустило пару ударов… Павел Алексеевич в эти секунды, пока он рассматривал, держа в пальцах, этот похожий на римский денарий времен республики кругляш, испытал одновременно и радость, и печаль…
Это был знак. Серебряный кругляш, доставленный этим ничего не помнящим о последних нескольких сутках человеком, являет собой ни что иное, как послание от Дэна Логинова.
И расшифровывается оно, как и прочие маркеры, как и другие знаки, которые уже успели отследить, однозначно и определенно: я там, именно там, куда был отправлен, и я сделал свою работу.
Они проговорили у главного входа еще минут десять.
– Ну что ж, вряд ли товарищ Сотник вспомнит то, что нас интересует в первую голову, – сказал Хранитель. – Полковник, распорядитесь, чтобы Валерия Викторовича осмотрел Окулист!..
– Я, в общем-то, на зрение не жалуюсь… – сказал Сотник. – Все в порядке у меня со зрением!
Трое мужчин, стоявших рядом с ним, невольно улыбнулись.
– Надеемся, что так и есть… – сказал Хранитель. – И все же, – он посмотрел на Левашова, – пусть Окулист посмотрит!
– Будет исполнено, Михаил Андреевич.
– Потом отвезете товарища Сотника в наш пансионат: пусть отдохнет на природе, поправит здоровье. – Хранитель вновь улыбнулся. – А там, глядишь, Валерий Викторович, вы и нас вспомните – кто мы, что мы и откуда мы вас знаем.
Фургон с тонированными стеклами увез с Ближней дачи человека, которому еще только предстоит вспомнить, – если это вообще случится когда либо – где он находился в течение двадцати четырех часов, чем он занимался, и почему вернулся один. Охрана закрыла створки ворот. Авакумов, думавший о чем-то своем, возобновил разговор не сразу, а по происшествии нескольких минут.
– Павел Алексеевич, Гильдия приняла решение снять с вас статус Национального Скриптера. Должность эта, как и прежде, останется незанятой. Я думаю, вы понимаете, что ваше введение в эту должность являлось следствием чрезвычайной ситуации. Да и сама активизация статуса столь высокого уровня является мерой экстраординарной, исключительной. Это сродни объявлению готовности номер один в ракетных войсках стратегического назначения…
– Понимаю, Михаил Андреевич.
– Соответствующее сообщение будет отослано в ближайшее время в международную Лицензионную комиссию. До конца этих суток ваш служебный профиль претерпит необходимые и вытекающие из сложившейся ситуации изменения.
– Я не цепляюсь за высокие должности, – спокойным тоном сказал Павел Алексеевич. – И я сам… теперь могу признаться… хотел просить вас освободить меня от всех занимаемых должностей. Подчеркну – всех без исключения.
