Андреи Синицын - Фантастика 2002. Выпуск 3
Избавившись от необходимости делать «форматную» НФ, та же Галина по-настоящему развернулась в повестях. Ее интересует, прежде всего, какой ломке подвергнется человеческая нравственность, если наше будущее устроится по эзотерическим моделям. Этому посвящены повести «Совсем другая сторона» и «Экспедиция». Еще одну модель ситуации, в которой нравственные принципы взяты «на излом», предлагает повесть «Прощай, мой ангел», написанная в жанре альтернативной истории. Во всех перечисленных случаях литературный уровень ощутимо выше «голицынского». Но наиболее яркая работа выполнена Галиной за пределами НФ — это новелла «Покрывало для Аваддона», вся наполненная мотивами иудейской мистики и хорошенько сдобренная иронией. Повести Галиной представляют собой приятное, но редкое исключение. Женская НФ не дала в последние годы ничего нового.
В некоторых случаях у женщин-фантастов видно стремление слить НФ и фэнтези в один флакон или, если угодно, смягчить суровую логику НФ капелькой фэнтезийной романтики. Скажем, у Марии Симоновой в романе «Снайперы» действие развивается в условиях земной технологической цивилизации ближайшего будущего, сравнительно недалеко ушедшей от современного состояния. Все, так сказать, узнаваемо. До того момента, пока главная героиня не обрела статус космической принцессы… У той же Симоновой вектор на «фэнтезацию» НФ еще более ощутим в романе «Воины тьмы». Драконы и космические корабли соседствуют друг с другом, не испытывая особых затруднений. Некоторые элементы фантастического допущения невозможно твердо классифицировать как НФ-ские или фэнтезийные. Например, некая «жемчужина в бархате», она же «Мертвая Точка»… «Ступи на нее — и окажешься в любой из вселенных, в какой пожелаешь… За небольшим исключением». В таком варианте сайнс-фэнтези от «сайнс» остается совсем немного.
Аналогичная ситуация и в романе Виктории Угрюмовой «Дракон Третьего Рейха», решенном в ключе юмористической фэнтези. Волею колдуна-недоучки из земной реальности периода Великой Отечественной войны в фэнтезийный мир перенесены экипаж фашистского экспериментального танка «Белый дракон» и группа советских партизан. Ситуация, напоминающая ту, что была смоделирована еще Марком Твеном в романе о похождениях янки при дворе короля Артура. Однако Угрюмовой не всегда удается сохранить чувство вкуса и меры в подтрунивании над героическим прошлым нашего народа, что, кстати, характерно и для «мужской» фантастики, обыгрывающей аналогичную тематику.
На стыке НФ и фэнтези написан роман Далии Трускиновской «Аметистовый блин». Автор работала в хорошо знакомом ей пространстве фантастического детектива, продолжая традиции, начатые в мистическом «Демоне справедливости» и «альтернативно-исторических» «Секундантах». В принципе же «Аметистовый блин» по своей поэтике наиболее близок ироническим детективам Хмелевской и Донцовой. В его центре группка комичных, чуток придурковатых героев, гоняющихся за таинственным артефактом, способным исполнять наиболее потаенные человеческие желания. Трускиновская с грустной иронией анализирует тип нового героя времени, культуриста-качка, не способного ни на романтические порывы, ни на контакт с Чудом, Неведомым. Герой решительно захлопывает приоткрывшуюся было ему дверь в параллельный мир, не будучи в состоянии найти для Неведомого место в традиционной шкале человеческих ценностей. Что ж, вздыхает Трускиновская, каждый выбирает по себе. Ох уж эти мужчины…
Традиции «Смягченной» или «разбавленной» НФ имеют глубокие корни. «Женский цех» и в советское время был склонен к этому стилю: удачные образцы принадлежат, например, той же Ольге Ларионовой и, конечно, Людмиле Козинец. Последняя получила известность еще в 80-х годах и совсем недавно вернулась на подмостки отечественной фантастики с романом «Три сезона мейстры». О Людмиле Козинец и прежде писали: «проза на грани НФ и фэнтези», хотя, может быть, ее поэтическая и чуть-чуть абсурдистская манера пребывает скорее на грани мэйнстрима и фантастики. Визитная карточка прозы Козинец — хорошая филологическая школа в сочетании со сверхэмоциональностью.
Зато в «чистой» фэнтези женщины во многом стали законодательницами мод. Приход этого рода фантастики в Россию в начале 90-х открыл блистательные перспективы перед «женским цехом».
Правда, и в фэнтези достаточно случаев, когда наши дамы идут проторенными дорогами, используют антураж, сюжетные ходы, стиль, — одним словом, формат, — созданный прежде. Это может обеспечить им понимание читателей и в большинстве случаев благосклонное отношение издателей. Но разумеется, первооткрывателей с подобным арсеналом обставить невозможно…
Отечественному потребителю фэнтези, например, отлично известна ее детективная разновидность. Глен Кук и Макс Фрай дали крепко сработанные образцы для подражания. Так вот, если инфантилизм, содержащийся в романах Макса Фрая, счесть недостаточно концентрированным и, что называется, «повысить процент», получится роман Полины Греус «Дело о проклятых розах». Это первый выпуск свежей саги об очередном магически-магоборчес-ком детективном агентстве, в котором работает герой (в данном случае — героиня), с психологией человека, абсолютно принадлежащего современному российскому социуму, притом чрезвычайно гордого процессом собственного взросления.
«Славяно-киевскую», то есть написанную на условно отечественном материале, ветвь фэнтези представляют Ольга Григорьева, Мария Семенова и Галина Романова. Первая и вторая писательницы создали сравнительно немного текстов. Перу Григорьевой принадлежат четыре романа: «Колдун», «Ладога», «Берсерк», «Найдена». Классическими образцами «славянского фэнтези», принесшими автору небывало шумный, но, впрочем, во многом заслуженный успех, стали три романа Семеновой о могучем богатыре Волкодаве: «Волкодав», «Право на поединок», «Истовик-камень». Особенной «плодовитостью» отличается Галина Романова, опубликовавшая уже восемь полновесных романов: «Дороги богов», «Золотые рога Даждя», «Легенда о Велесе», «Обретение Перуна», «Властимир», «Странствия Властимира», «Застава», «Чужие цепи».
В принципе, «славянское» фэнтези в плане поэтики мало чем отличается от традиционной героико-сказочной фантастики. Та же бесконечная борьба Добра и Зла, поединки черных и белых магов или богов, между которыми затесались несколько людей, используемых вышними силами в каких-то одним их ведомым раскладах. Порою люди ведут себя словно марионетки, повинуясь законам Судьбы, Рока. Иногда же они бунтуют против своих благодетелей, создавая собственные миры или королевства. Единственной разницей между «славянским» и «европейским» фэнтези являются имена нечистой силы. Вместо традиционных гоблинов, фей, ундин, троллей, орков и эльфов в «славяно-киевских» романах проказят более привычные для русского человека лешие, домовые, кикиморы, водяные, русалки, кот Баюн и пр. Да еще попытки стилизации авторов под древнерусский язык: «Поздоровули будешь, друже?», «Камо грядеши, человече?». Иногда встречаются попытки создать историко-мифологические романы на базе древнеславянской мифологии по типу того, что сделали в ряде своих произведений Олди с Валентиновым. Галина Романова создала цикл «Сварожичи», где главными действующими лицами стали боги языческого пантеона восточных славян: Перун, Даждьбог, Велес. Такой эксперимент вряд ли можно считать удачным, так как материала о русском язычестве сохранилось гораздо меньше, чем от греческой или древнеиндийской мифологии. Построения автора «Сварожичей» представляются весьма наивными и неубедительными, хотя главные герои цикла вышли довольно милыми и симпатичными.
