Андрей Марченко - Империум. Антология к 400-летию Дома Романовых
Давно меня так не смешили. Земсков принимается за объяснения. И чем дольше я слушаю, тем яснее становится, что чиновники министерства междупланетных сообщений и в самом деле родили гениальную и крайне дерзкую по своему замыслу идею. Клипер «Смелый» повезет на Марс огромное количество материалов для строительства научной базы, оборудование для исследований, обычных и нанороботов. А пилотировать корабль будет и в самом деле лишь один человек. Хотя можно ли его считать человеком? – Мы собираемся в специальном биологическом отсеке за восемь месяцев полета ускоренно вырастить клон человека мужского пола, – говорит Земсков. – К моменту прилета он станет мужчиной в возрасте примерно двадцати лет. Перед высадкой его мозг будет снабжен информацией о предстоящей миссии и навыками междупланетного пилота. Этот искусственно выращенный космолетчик и окажется первым землянином на Марсе, первым россиянином, который ступит на марсианскую поверхность! – Но, насколько мне известно, такой клон не может считаться полноценным человеком, – возражаю я. – У него не будет воспоминаний о детстве и юности… У него не будет человеческого сознания в полном смысле этого слова! Ваш приоритет в марсианских исследованиях будет немедленно оспорен теми же немцами. Или североамериканцами. – Именно так, ваше высочество! – безоговорочно соглашается мой собеседник. – Поэтому мы собираемся перед посадкой на Марс снабдить клона не только знаниями, но и настоящей человеческой личностью! Полная перезапись личности человека с одного мозга на другой – уже лет десять, как не проблема для отечественных ученых. Личность – или, если хотите, душа, – полностью переходит в новое тело. А старое впадает в кому, засыпает. При желании потом человеческое сознание можно вернуть обратно в прежний мозг. Все воспоминания, которые были получены во втором теле, при этом сохраняются. Но одновременно в новом мозге остается и некий слепок побывавшей в нем человеческой личности. Чем больше человеческое сознание присутствовало в новом теле, тем более «человечным» получается этот слепок. Психологи считали, что если оставить личность в новом теле на несколько лет, слепок после обратного перезаписывания сознания можно будет считать полноценной человеческой личностью. Но провести многолетние исследования, чтобы подтвердить теорию, ученым не позволили: сначала запрет на «богопротивный» проект наложил Святейший синод, а потом законодательное «нельзя» выдала и Государственная дума. Иные же государства, – несмотря на все усилия, – так и не овладели пока технологией перезаписи личности. – И этой личностью, которую вы собираетесь вписать в клона, должна стать я? – Совершенно верно, ваше высочество! – Земсков радостно кивает. – Эту идею высказал ваш батюшка. С политической и общегосударственной точки зрения очень важно, чтобы к юбилею династии первым на Марс ступил не просто россиянин, а представитель правящего дома, особа царских кровей! Поэтому мы возьмем несколько ваших клеток и вырастим из них полноценную мужскую особь! Ах, вот оно что! Судьба не сподобила батюшку и маменьку наследниками-мальчишками. Я вообще их единственный ребенок – так уж случилось. Вопрос о престолонаследии в государстве Российском нынче стоит чрезвычайно остро: то ли я, в конце концов, стану императрицей Анастасией Первой, то ли меня выдадут замуж за какого-нибудь европейского принца и уже он будет провозглашен Императором Всероссийским. Батюшка и правительство склоняются к первому варианту, Государственная дума – ко второму. Конечно, папочке, чтобы упрочить свои позиции, выгодно послать меня на Марс. Пусть и не совсем обычным способом… Политика, политики, политесы… Терпеть не могу всю эту мышиную возню! Хотя… Гм, а приключеньице-то может получиться занятным… Все-таки первая на Марсе… И десять дней пожить в теле мужчины! – Проект полностью безопасен, ваше высочество, – товарищ министра по-своему истолковывает мое подзатянувшееся молчание. – Даже в случае гибели клона при посадке вам ничего не грозит. Сознание немедленно вернется в прежнее тело! С аварийным возвратом все ясно. Но вообще-то перемещение личности из тела в тело невозможно без добровольного согласия человека. Если я откажусь, придется искать другого добровольца. – Я согласна! – киваю и поднимаю взгляд на Земскова.
Товарищ министра облегченно вздыхает и поспешно промокает платочком пот со лба. Волнуется, однако. Наверное, и свою ставочку на мое участие успел сделать, шельмец. Коррупция и государственное мздоимство в России неистребимы. Откаты, отмывы, офшорные зоны… – Кстати, милый граф, – одариваю Земскова лучезарной улыбкой, – а у этого гомункулуса мужского пола будет имя? – Конечно! – губы товарища министра растягиваются в улыбке. – Его величество решил дать космолетчику свое имя! – Вла-ди-мир, – произношу по слогам, словно пробуя имя на вкус. – Владимир Владимирович Романов… 3 Медведица Марья и Умка ждут меня примерно в двух километрах от базы, за покрытой снегом холмистой грядой. Утренние трех-четырехчасовые моционы – лучшее средство поддерживать физическую форму. Есть, конечно, спортивный зал с тренажерами, бегущая дорожка и бассейн. Но разве что-нибудь может сравниться с неспешной прогулкой «на свежем воздухе»? Неярко светит солнышко в небе, снег поскрипывает под сапогами скафандра, легкий ветерок поднимает поземку… Красота! – Ура! – орет Умка, едва я показываюсь на вершине холма и начинаю спускаться вниз. – Привет, Володька! – Добрый день, Вольдемар! – Медведица Марья поднимает правую лапу и машет мне. – Мое почтение Большой и Малой Медведицам! – смеюсь я, спускаясь по склону.
Холм невысокий, и спуск занимает едва ли полминуты. – Я не Малая Медведица, а космический медведь, – недовольно пыхтит Умка и начинает выписывать круги вокруг меня, едва ли не катясь по снежному покрывалу. – Ты не медведь, а пушистый охламон! – ворчит Медведица. – Представляете, Вольдемар, вчера мерпа впервые высунула голову из воды. И что вы думаете, сделало это маленькое чудовище? Он на полном ходу рванул к проруби! Естественно, мерпа испугалась и скрылась! Я хмурю брови и грожу Умке пальцем. Мерпой – марсианской нерпой – я назвал похожее на земного тюленя существо, которое автоматический батискаф сфотографировал в подземном океане, открытом в первые недели моего пребывания на Красной планете. В холодных пучинах вод оказалась масса всякой живности – целый подводный мир. Но мерпы были самой интересной находкой: радиопрослушка зафиксировала их разговоры между собой, очень напоминающие «поскрипывание» земных дельфинов. А еще их передние плавники, если судить по фото, похожи на четыре длинных пальца, соединенных кожистой гибкой перемычкой. Причем большой палец едва ли не под прямым углом отходит от трех остальных. У меня разыгралась фантазия, когда я вообразил, что можно сотворить такими «рукоплавниками» на океанском дне. Роботы расчистили от марсианского грунта участок сто на сто метров, прорезали во льдах широченную прорубь и соорудили над ней купол – чтобы вода не испарялась от низкого давления в атмосфере и не застывала от минусовых температур по ночам. Медведице Марье и Умке я вменил кроме ежедневного обхода окрестностей базы еще и поочередное дежурство около проруби. У меня не было сомнений, что любопытство раньше или позже погонит мерп вверх по наклонному ледяному туннелю. И вот первый блин комом. – Великий вождь всех медведей Ум только хотел подобраться поближе, – Умка принимается с виноватой миной на мордочке колупать лапой снег. – Я же не знал, что эта мерпа окажется такой трусихой! – Впредь великий вождь Ум, если еще раз увидит мерпу, должен сказать об этом маме, – с легкой укоризной наставляю непослушного дитятю. – Спрашивается, для чего у великого вождя гарнитура для радиосвязи на шее? – Приказ понял, господин станционный смотритель, – медвежонок становится на задние лапы, а передней отдает мне честь. – Могучий Ум больше не ошибется на охоте! Я хохочу, а Медведица ворчит, едва скрывая улыбку: – Озорник, чистый разбойник! Даю семейству Топтыгиных еще кое-какие наставления на следующие сутки и отправляюсь дальше.
