Грэй Грин - Кетополис: Киты и броненосцы
– Уныние – один из смертных грехов, – перешагнул через лужу Роберт. Когда-то добротная брусчатка с годами покрылась оспинами ям и теперь требовала пристального внимания.
– Забавно слышать это от тебя, – в голосе мелькнули ехидные нотки. – Ты особо-то к сутане не привыкай, Бобби. Глянь-ка лучше туда.
В конце кривого переулка, зажатого между высокими заборами двух соседних домов, что-то темнело. Роберт пригляделся и довольно прицокнул – из-за угла торчала «корма» мобиля.
По правому борту черного корпуса белела длинная широкая царапина. Каучуковые шины, обтягивающие колеса с чуть ржавыми спицами, уже поистерлись. Из прорех кожаных сидений кое-где торчал конский волос. Роберт положил руку на деревянный капот – мотор заглушили уже давно. Ирландец подмигнул электрическим фарам и, насвистывая рил «Мальчик, который побрил отца», пошел осматривать ближайшие дома.
Начал Роберт с того, что поменьше.
Темные окна, кое-где выбитые стекла, а также заколоченные крест-накрест дверь и ставни первого этажа объяснялись просто – развалину выставили на торги. О чем и возвещала деревянная табличка, прикрученная проволокой к калитке ограды. Роберт послонялся по дворику, обошел кругом, так и не найдя черного хода, и даже подергал темные от времени, но еще крепкие дубовые доски. Дом казался безжизненным, словно склеп, и таким же молчаливым.
Зато его сосед, выглядевший гигантским вкопанным в землю утюгом, наполнял округу странными звуками. Больше всего они напоминали стрекот свихнувшихся цикад, если бы тем выдали по маленькому мушкелю и заставили конопатить всю китобойную флотилию Кето. Семифутовый глухой забор отрезал здоровый ломоть земли под подворье. Над ним робко торчали кончики крыш каких-то построек и чинно возвышался двухэтажный амбар. Сам дом был тоже двухэтажным: добротный каменный низ, забранный ставнями, и украшенный резными наличниками верх.
Роберт остановился напротив широкого каменного крыльца. Лестница на две ступени с ажурными перилами упиралась в окованную дверь, массивную и внушающую уважение, несмотря на возраст. Старая вывеска же настолько была потрепана временем, что ничего, кроме «…ского дома», Роберт не разобрал. Ниже, почти над входом, желтел латунью прямоугольник.
Но прочитать надпись Роберту не дали.
– Святой отец, – раздалось из-за спины, – я видал, вы домом интересуетесь?
Роберт медленно повернулся и растянул губы в улыбке:
– Простите, что?
Сухонький старичок топтался на пороге галантерейной лавки и ежился на ветру.
– Я говорю, дом прикупить решили, святой отец? – махнул он рукой в сторону заброшенной халупы и спохватился: – Да что же это мы на холоде-то стоим! Вы заходите, заходите, святой отец, – гостеприимно распахнул он двери в магазин. Внутри звякнул колокольчик, а из купеческого дома раздались приглушенные женские голоса. Они пели что-то медленное и печальное.
Роберт оглянулся, ухватив с латуни «Лидия Ван-дер-Ваальс. Модистка», и зашел в галантерею.
Старичок уже стоял за прилавком в окружении стеллажей с нехитрым товаром: тускло блестели запонки и заколки, ворохом лежали бусы и браслеты из фальшивого жемчуга, спящими змеями таились ремни. С длинной балки под самым потолком летучими мышами свисали в меру пыльные зонтики, пучками сохнущих трав – ленты, платки, шали и галстуки-бабочки. Отдельную полку занимали богемные обитатели: театральные бинокли и веера. Среди всего этого изобилия одиноким рулоном грустил в углу неизвестно как оказавшийся здесь ковер.
– Так, значит, решили у нас поселиться, святой отец, – обрадовался как давнишнему знакомому старик. – Вот так славно! Завсегда приятно иметь такого доброго соседа!
– Я присматриваю место для новой церкви, – сказал Роберт, привалившись к прилавку так, чтобы можно было спокойно разглядеть дом модистки.
– Это замечательно, замечательно! – потер ладони старик. – Горелой Слободе сейчас, как никогда, не хватает духовности. Сюда, как мух на… – старик замешкался, – мед, тянет всех этих бездельников и пропойц, жуликов и актрисок! А эти уродцы, пихающие в Богом данное тело железки и прочий мусор? Тьфу!
– И среди моей паствы есть такие заблудшие овцы. Один, например, вшил себе жабры, – скорбно произнес Роберт, разглядывая окна второго этажа. Ставен на них не было, и если с забора перепрыгнуть на широкий откос…
– А ведь я еще помню времена, – начал старик, но вдруг хохотнул и хлопнул в ладоши. – Послушайте, святой отец, это же редкая удача! Возвести оплот веры рядом с этим, – он кивнул в окно, – рассадником было бы как нельзя кстати! Уверяю вас, хозяева, узнав, что способствуют богоугодному делу, наверняка скинут цену. Уж я похлопочу, – подмигнул галантерейщик.
– Церковь напротив модистки?
– Модистки! – всплеснул руками старик. – Поверьте мне, святой отец, я не первый год держу здесь лавку, – наклонился он поближе к Роберту и зашептал: – Шальная Лидия кроит и шьет не только одежду.
– Вивисекция? – вкинул бровь Роберт. – А куда смотрят власти?
– Ну, – замялся торговец, – если говорить по чести, от Лидии пользы больше, чем вреда. С железками она редко балует, так, все больше морскими дарами обходится. Кому рожу подтянуть, кому горло поправить, – старик стушевался, увидев, как священник нахмурился, стиснул зубы. – Да и жаль ее, – попытался оправдаться галантерейщик. – Младенец у нее пропал, она умом и повредилась.
Роберт смотрел в окно и последнюю фразу толком не расслышал. Дверь в доме модистки отворилась. На пороге, чадя дымом, мелькнул механический дворецкий, и по ступенькам спустился сиамец. Остановился, осматриваясь. Поднял воротник мышиного пальто, натянул поглубже котелок. Его опухшее лицо и нетвердая походка говорили о пристрастии к алкоголю. Роберт не сразу понял, что странного было в этом человеке. Для сиамца он держался чересчур по-моряцки.
– Питс, – уверенно произнес голос.
– Быть того не может, – прошептал Роберт.
– Точно вам говорю, тронулась умом! Лет пятнадцать уж как! – заверил старик, радуясь, что разговор можно продолжить. – Святой отец, а не желаете приобрести чего к празднику? У меня лучшие цены в слободе.
Между тем сиамец свернул в переулок, где мобиль Питса ждал своего хозяина.
– Это Ушлый, Бобби! Что б мне поперхнуться! – задорно гаркнул голос.
Роберт рванул на улицу. Вдогонку ему неслось:
– Святой отец, святой отец! Ну как насчет домика-то?
Сиамец уже открыл дверцу мобиля, когда его окликнули:
– Простите, линг-суэ, вы не подвезете меня до Собора?
– Я бы с удовольствием, почтенный, – сиамец с натугой улыбнулся, – но мне с вами не по курсу, отец.
