Виталий Каплан - Круги в пустоте
Так что же, оставаться тут? Оставаться, быть может, навсегда? Шансов-то почти нет. Может, лысый колдун Хайяар погибнет, не успев вернуться сюда. Может, вернувшись, обманет и не отправит обратно... Может... да все что угодно может быть... А тут такая классная возможность... всего лишь встать на колени, униженно признать себя рабом... рабом темной безжалостной силы...
Нет! В желудке все переворачивается от одной лишь мысли об этом.
- Ну? Чего же ты тянешь? - у камня прорезалась вдруг какая-то суетливая интонация, казалось, он чего-то очень напряженно ждет. - Господин может разгневаться за твою медлительность.
Митька усмехнулся.
- Это, булыжник, он тебе господин. А мне он никто. Дерьмо он, твой Тиура-Гьянни-Лоу, и сдохнет в дерьме! Чтобы я его просил? Да пускай обломится! Я верю не ему, а Единому.
Камень внезапно налился такой тяжестью, что Митькина рука непроизвольно опустилась. Факел зашипел и погас, и сейчас же со всех сторон метнулись к Митьке тени - огромные, хищные, чье-то тошнотворное дыхание растеклось в воздухе.
Странно - света не было, густая чернота затопила пространство, но тем не менее Митька видел. Это было как на Темной Дороге - сейчас уже не глазами, а каким-то непонятным внутренним зрением Митька видел, как впереди выступает из мрака исполинская оскаленная морда... Каждый клык был такой, что на него можно насадить десять таких Митек. А между клыками жадно шевелился узкий, похожий на наконечник копья язык. И тяжело, пристально уставились на Митьку четыре круглых немигающих глаза.
- Пошел нафиг, червяк... - обессилено прошептал Митька, понимая, что сейчас все действительно кончилось. - Тварь, животное... Подавись!
Он с трудом поднял вверх ладонь с тяжеленным камнем, перехватил свободной рукой и, поднатужившись, отчаянно метнул Черный камень прямо в змеиную морду.
Гром расколол душную тишину, и отовсюду хлынул свет - ослепительный, словно миллион молний слились воедино и растворили в себе все - и мраморные стены, и низкий потолок, и тяжелую дверь. Ничего этого уже не осталось - только деревянный топчан, на котором, скрючившись, спал мальчишка.
Митька точно в бреду подошел к нему, поднял на руки - и шагнул вперед, туда, где в расступившемся белом сиянии открылось ему какое-то огромное пространство.
Мальчик у него на руках вздохнул и прошептал во сне: "мама..."
20.
Секунды мчались словно юркие мальки, которых речное течение несет мимо скучного, обросшего тиной подводного камня. Огибали его - сутулого, неподвижного. Не было ему сейчас никакого дела ни до пылающего солнца, ни до суетящихся во дворе людишек. И плотная ткань, накрывавшая тела убитых, ничуть не мешала ему видеть. Верхнее зрение - невеликая хитрость, ему никакая единянская сила не помеха. Деловито кружились над тканью мухи, отогнать их простеньким заклятьем - как нечего делать, но тогда всполошатся эти... Они и так скоро заметят его, дьордо-хмангу, укрывающее от взоров тупого мужичья, недейственно против опытных людей, а таких среди единян найдется немало.
Но пока было время, он стоял и смотрел на нетронутое еще разложением тело. Затвердевшие мышцы, пустой взгляд серых глаз, черная дыра во лбу - туда вошла стрела. Надо же, проявили милость, не в костер, не на кол - просто пробили голову. Добрые люди единяне... И будут ведь молиться своему владыке, дабы сделал он их еще добрее.
Губы скривило от омерзения. И не только к хладнокровным убийцам мальчика - к себе. Опоздал, старый дурень. Опоздал всего на несколько минут, но это значит - навсегда. Из нижних пещер никого не вернешь, какие бы жертвы ни возносить Великой Госпоже... Нет, конечно, можно на время вызвать тень, расспросить - а толку? Все и так ясно, все и так безнадежно. Беги он сквозь Тонкий Вихрь быстрее... Но попробуй побегай сквозь плотный серый кисель, обволакивающий не только твое тело, но и мысли... особенно когда почти не осталось силы, ни своей, природной, ни заемной... А ведь каждая лишняя секунда в этом разделяющем Круги киселе оборачивается минутами, а то и часами настоящего времени. К тому же еще и пришлось потратиться на перенос лемгну... Это еще здорово повезло, что тот нашелся так быстро.
Хайяар вновь вспомнил ту мучительную, липкую и одуряющую боль, что накинулась на него при выходе в Круг. Чужая имну-глонни есть чужая имну-глонни, ее разрывает на части, и хотя это можно замедлить магией, но от боли никуда не деться. Ничуть не лучше, чем на дыбе. Такую боль можно терпеть минуты, изредка - часы, но потом даже у великих магов истощаются силы... Так что повезло, ничего не скажешь. Выход мог открыться где угодно, в самых безлюдных дебрях, и что бы он делал тогда? Но выбросило его в сырую тьму, где шастали летучие мыши и ползали черви... Подземелье, замковое подземелье. И как раз рядом дверь какой-то камеры, и там, за дверью, явно был кто-то живой.
Следы заклятья на двери еще чувствовались, но самого заклятья больше не было, и Хайяар прекрасно понимал, почему. Единяне, проклятые единяне своими призывами к Спящему спугнули духов-охранников, и те сочли за лучшее нырнуть в оммо-тло. Но запах их, недоступный обычным человеческим ноздрям, все же еще чувствовался, даже несмотря на сверлящую виски боль.
Что ж, тем лучше - не надо возиться с замком. То есть, конечно, есть тут и обычные человеческие уловки, хитрая система рычажков и бронзовых штырей, но пальцем ковырни, и довольно. Обученным пальцем, ясное дело.
Дверь, всхлипнув, повернулась в петлях, и Хайяар вошел в камеру.
Узник и впрямь имелся - небольшая, скованная цепями фигурка, лежавшая точно тряпичный мешок на гнилой соломе. Но, по счастью, вполне живая, пар поднимался от ноздрей, а глаза изумленно мигнули, почуяв Хайяара. Это в темноте-то кромешной! Интересный парнишка... Да, именно парнишка, на вид лет четырнадцати-пятнадцати. Полностью обнаженный, покрытый свежими рубцами от плети, но на вид вполне крепкий.
- Говорить можешь? - деловито осведомился Хайяар.
- Да, - голос мальчишки был хриплым и напряженным. - А вы кто, господин?
- Неважно.
- Вас послал князь, да? Снова бить?
- Слушай внимательно, - с трудом пробиваясь через багровое облако усилившейся боли, заговорил Хайяар. - Сейчас я тебя отправлю отсюда... очень далеко. В совсем другое место... Это временно, не бойся.
- А нельзя насовсем? - спросил парнишка. - А то ведь казнить меня должны...
- Насовсем не выйдет. Но, возможно, когда вернешься, здесь уже некому будет казнить. Ты, я гляжу, из княжеских рабов? Впрочем, неважно. Смотри на меня... сперва будет страшно, потом все кончится, очнешься там... и мой ученик о тебе позаботится. Ах, да... - взгляд его упал на тянущиеся со стены цепи. Сейчас ты станешь свободен.
