Стивен Бакстер - Эволюция
Что касалось самого Гонория, то он злился на то, что настольные игры перса захватывали публику сильнее, чем его рассказы о старых костях. Но просто, с мягким раздражением подумал Аталарих, старик никогда не был особенно силён в тонкостях социальных отношений, и ещё меньше — в хитросплетениях придворной жизни. Гонорий утверждал, что больше привык к обычной игре в нарды со своими близкими друзьями из числа старой землевладельческой аристократии — к «игре Платона», как он её называл.
После нескольких дней жизни при дворе Теодорих позвал племянника в уединённую комнату.
Аталарих удивился, увидев там Галлу. Высокая, темноволосая, с классическим выступающим носом своих предков-римлян, Галла была женой одного из самых видных граждан в общине. Но в свои сорок она была примерно на двадцать лет моложе своего мужа, и было хорошо известно, что она заправляла его домашними делами.
С серьёзным выражением на бородатом лице Теодорих вложил свою руку в руку племянника.
— Аталарих, нам нужна твоя помощь.
— У вас есть для меня работа?
— Не совсем так. У нас есть работа для Гонория, и мы хотим, чтобы ты убедил его взяться за неё. Позволь, мы попробуем объяснить, почему…
Пока Теодорих говорил, Аталарих был уверен, что холодные глаза Галлы оценивающе разглядывают его; её полные губы были слегка приоткрыты. Среди некоторых из этих последних римлян ходил миф о том, что варвары были более молодой, более энергичной расой. Галла, искавшая близости с мужчинами, которых считала чуть лучше дикарей, возможно, желала телесных ощущений, которых ей так не хватало в своём браке с немощным горожанином.
Но Аталарих, который был всего лишь на пять лет старше, чем собственные дети-близнецы Галлы, не имел никакого желания становиться игрушкой в руках декадентской аристократии. Он ответил ей таким же холодным взглядом, и его лицо осталось бесстрастным.
Этот почти незримый диалог закончился ещё до того, как Теодорих смог бы обратить на него внимание.
Затем мягко заговорила Галла:
— Аталарих, всего лишь три десятка лет назад, что даже я ещё помню, это королевство Эйриха ещё было федеративным поселением в границах империи. Всё быстро изменилось. Но между нашими народами существуют непреодолимые барьеры. Брак, закон, даже церковь…
Теодорих вздохнул.
— Она права, Аталарих. Отношения в нашем молодом обществе сильно напряжены.
Аталарих знал, это была правда. Новые варварские правители жили в соответствии со своими традиционными законами, которые они считали частью своей индивидуальности, тогда как их подданные цеплялись за римские законы, которые они со своей стороны рассматривали как свод универсальных правил. Споры по вопросу о различиях в стиле управления, порождённых этими двумя системами, были обычным делом. В то же время браки между их приверженцами запрещались. Хотя обе стороны были христианами, готы следовали учению Ария и были враждебно встречены своими преимущественно католическими подданными. И всё в том же духе.
Это было препятствием для ассимиляции, которую так успешно использовала Римская империя на протяжении многих веков — для ассимиляции, которая вела к стабильности и социальной долговечности. Если бы это место по-прежнему оставалось под римским управлением, то у Теодориха был бы превосходный шанс стать полноправным римским гражданином. Но сыновей Галлы готы никогда не приняли бы как равных, что навсегда исключало бы их вхождение во власть.
Аталарих серьёзно выслушал всё сказанное.
— Это трудно, но Гонорий учил меня, что ничто не продолжается долго, и что всё меняется в своё время. Возможно, эти барьеры, в конце концов, рухнут.
Теодорих кивнул.
— Я и сам полагаю, что это так. Я послал тебя учиться в римскую школу, а потом к Гонорию, — он захихикал. — Мой отец никогда бы не позволил себе такого. Он не верил в школы! Если сейчас ты научишься бояться учительской порки, то никогда не научишься смотреть без дрожи на меч или на копьё. По его меркам мы в первую очередь были воинами, а всем прочим — потом. Но в эти дни мы — это уже иное поколение.
— И лучше всего то, — добавила Галла, — что империя никогда не вернётся. Но я всерьёз полагаю, что однажды союз наших народов здесь и по всему континенту даст начало новой крови, новым силам и новому видению мира.
Аталарих вопросительно поднял брови. Что-то в её тоне, к несчастью, напомнило ему Папака, и он задал себе вопрос: что она пробовала всучить его дяде? Он сухо ответил:
— Но пока ещё наступят эти чудесные дни…
— Пока ещё я беспокоюсь за своих детей.
— Почему? Им угрожает опасность?
— По правде говоря, да, — ответила Галла, позволяя проявиться своему раздражению. — Ты слишком долго пробыл вдали отсюда, молодой человек, или же слишком плотно забил себе голову наставлениями Гонория.
— Были нападения, — сказал Теодорих. — Ущерб собственности, пожары, воровство.
— Они были направлены против римлян?
— Боюсь, что да, — вздохнул Теодорих. — Памятуя о том, как это было, я хотел бы сохранить всё лучшее, что было в империи — стабильность, мир, систему обучения, хотя бы свод законов. Но молодые ничего из этого не знают. Как и их предки, которые вели более простую жизнь на северных равнинах, они ненавидят всё, что знают об империи: владение землями, людьми и богатствами, которых они были лишены.
— И потому они желают наказать тех, кто остался, — сказал Аталарих.
Галла произнесла:
— Совершенно неважно, почему они так себя ведут. Важнее другое — что следует сделать, чтобы остановить их.
— Я создал народное ополчение. Беспорядки можно подавить, но они снова возникают в другом месте. Что нам нужно — так это долговременное решение проблемы. Мы должны восстановить равновесие, — Теодорих улыбнулся. — Как ни странно это звучит, но я пришёл к убеждению, что наших римлян нужно снова сделать сильными.
Аталарих фыркнул.
— И как же? Дать им легион? Воскресить Августа из мёртвых?
— Всё проще, чем это, — ответила Галла, не отреагировав на его насмешку. — У нас должен быть епископ.
Теперь Аталарих начал понимать.
— Помнишь, именно папа римский Лев убедил самого Аттилу повернуть прочь от ворот Рима, — сказала Галла.
— Так вот, значит, почему я здесь? Вы хотите, чтобы Гонорий стал епископом. И вы хотите, чтобы я убедил его сделать это.
Теодорих довольно кивнул.
— Галла, я же тебе говорил, что мальчик проницателен.
Аталарих покачал головой.
— Он откажется. Гонорий — не от мира сего. Он интересуется своими старыми костями, а не властью.
