Айзек Азимов - Антология мировой фантастики. Том 1. Конец света
— Ты слышишь меня? Мы всех вас перебьем, запомни. Сначала здесь, потом повсюду. Понял? Думаешь, вас много и вы неуязвимы? Ошибаешься.
Молчание.
— Я из тебя сделаю человека, — с угрозой пробормотал Бранд, покидая клетку.
Хелен с мрачным упрямством копалась в каталоге фильмотеки.
— Нашла что-нибудь? — спросил Бранд.
— Выше крыши. Каждый второй фильм, если не больше. В мнемотеке, думаю, то же самое. Стараюсь выбрать лучшее из подходящего.
— А-а… Как Юхан?
— Ему лучше. А с детьми вызвалась посидеть Эльза. — Хелен на миг оторвала взгляд от экрана, и только этот взгляд дал понять Брэнду, насколько ей тяжело. — Подожди немного, папа. Сейчас заканчиваю.
Заглянув ей через плечо, Бранд нашел глазами список отобранных фильмов.
— «Ромео и Джульетту» — первым пунктом? Одобряю. Молодец, дочка.
— Я знаю. Ты не мешай, ладно?
Бранд просмотрел список до конца и огорченно присвистнул.
— Не то выбрала? — встревоженно спросила Хелен.
— Нет, выбрала ты то, но… — Бранд замялся, — немного не то. Черт, не знаю, как сказать… В общем, тут у тебя по преимуществу слюнявые мелодрамы то о несчастной, то о счастливой любви. Для нашей гостьи это, пожалуй, подойдет, а вот для гостя… Не забывай, он все-таки мужчина.
— Мужчина! — фыркнула Хелен.
— Теоретически и потенциально — мужчина, а не слащавый любовник с набриолиненным пробором. А что для мужчины важнее всего?
— Мыть руки перед едой и не свинячить в доме.
— Двойка, — сказал Бранд. — Подумай еще. В контексте отобранного тобой видеоматериала.
— Пойти на все ради любимой женщины?
— Гм. Я бы все-таки сказал, что главное для мужчины — чувство долга. Но ты права: мы сделаем из нашего гостя такого мужчину, который наплюет на долг ради дамы своего сердца. И розовый идеалист, и машина для убийства в рыцарских доспехах. Все в одной упаковке. Мы сделаем из него героя высокой трагедии, пойми это хорошенько. Героя, а не тряпку!
— У нас в фильмотеке нет «Тристана и Изольды».
— Значит, подбери замену. А «Тристана» будем читать ему вслух. По очереди. Да и про Ланселота с Джиневрой неплохо бы найти что-нибудь. Для начала пусть в его тупую башку войдет мысль: измена сюзерену ради любимой — наказуема, но этически допустима. Любовь оправдывает все. Но начнем мы с другого: с пробуждения в нашем госте чувственных инстинктов.
— Начать с порно? — холодно осведомилась Хелен.
— С мягкой эротики. И не язви, пожалуйста, а то отшлепаю на правах отца. Мягкая эротика и героические истории — это для затравки. Пусть поймет, что он мужчина, а не бесполая особь. Пусть увидит нашу гостью и разглядит в ней женщину.
— По-твоему, он влюбится в нее? — с сомнением спросила Хелен. — Мирмикантроп — влюбится? Хотя бы и с нашей помощью?
— Ты опять?!
— Извини. Просто в голове все это не укладывается… Ладно, допустим, он влюбится в нее и даже до безумия. А что потом?
— Любовь зла, вот что потом.
— Конкретнее нельзя?
— Потом мы будем живьем драть с нее кожу, — негромко сказал Бранд. — А его пригласим посмотреть.
— Ты бессердечный негодяй, папа. Ладно, а дальше?
— Он выполнит требуемое.
— И при этом умрет?
— Нет. Они оба умрут позже и без нашего участия. Я не собираюсь убивать из мести. Я вообще никого не собираюсь убивать без необходимости, учти это.
Хелен насмешливо оттопырила губу.
— Даже мирмикантропов?
— Отстань от отца, понятно?
11
Редкие волосенки на черепе пленника были тщательно выбриты, и на голой розовой коже жирными пиявками сидели контакты энцефалоскопа. В набрякшую вену на сгибе локтя поступала из капельницы адская смесь по рецепту Мелани. Когда стало ясно, что организм рабочей особи мирмикантропа в считанные минуты нейтрализует вводимый извне избыток тестостерона, врачу колонии пришлось изобретать способы расстроить великолепный гормональный баланс чужака, и это оказалось совсем не простым делом. Даже сейчас Мелани не была уверена в успехе.
Прошла целая пульсация и еще полпульсации. Распухший багровый пузырь солнца, казалось, собрался свалиться на землю, но грел почему-то совсем слабо. По-настоящему день так и не наступил. В дневных сумерках на небе сияли не десятки — сотни звезд скопления Ориона. Любоваться ими было некому — лишь наблюдатель, обшаривающий окрестности Цитадели через внешние «глаза», мог обратить на них внимание. Но наблюдателю было не до звезд.
Никаких вылазок на поверхность, никаких подземных работ, связанных с шумом и вибрацией, полузаглушенный реактор, замкнутые циклы потребления воздуха и воды, однообразная синтетическая пища, экономия на всем. Взрослые становились мрачными и раздражительными, дети капризничали и ныли.
Мирмикантропы пока не появлялись. Это не означало, что они оставили людей в покое, и если за истекшие пятнадцать дней они нашли и уничтожили всего лишь три человеческих поселения, то не они были виноваты в столь низкой производительности очистки планеты от людей. Просто-напросто человеческих убежищ осталось меньше, чем было до прихода мирмикантропов, и их стало труднее находить.
Один раз видели, как с корабля на планету десантировалась новая группа чужаков — особей двадцать пять, не больше. Вероятно, пополнение убыли.
Не многих же они потеряли…
Стах выходил из себя и срывался на крик. Сто тридцать два! Сто тридцать два человека из ста восьмидесяти семи еще жили, дыша затхлым смрадом убежищ, не смея высунуть носа наружу, — вернее сказать, не жили, а доживали последние дни. Сто тридцать два последних представителя рода человеческого! Меньше, чем когда-то высадилось на эту планету! Сто тридцать две песчинки! И это в предположении, что все погибшие успели перед смертью выйти на связь!
Усталый и сам себе противный, Бранд сидел на табурете подле спеленутого пленника и вешал осипшим голосом, окольными путями добираясь до главного:
— Планета у нас хорошая, что верно, то верно, но и на хорошей планете хватает опасностей, особенно если ты слаб. Нет, я не про тебя говорю и не про себя. Я про женщин. Слабы они и прекрасны, вот какое дело. Не веришь? Скажешь, одно с другим не совмещается? Ну и зря. Еще как совмещается. Я тебе вот что скажу по секрету, парень: помочь женщине — высшее наслаждение для мужчины и высшее его предназначение, если только он мужчина, а не бесполый урод. Ты небось такого наслаждения отроду не испытывал, жаль мне тебя…
Он делал паузу. Мирмикантроп молчал.
— На равнине хорошо, если только безоружным не повстречаешься с хищником, — продолжал Бранд. — Горы бывают разные. Те, что на севере, еще ничего, только там холодно, а южные хребты вулканические. Нет, на нашей памяти больших извержений не было, зато часто трясет, а иногда сами собой рушатся скалы. По дну ущелий бегут такие реки, что упавшее в воду дерево выныривает стаей щепок. Ни рыбы, ни водорослей в тех реках, конечно, нет, там и инфузория не выживет. Зато в долинах водится много всякой живности. Есть крупные хищники, размером, как эта комната. Есть стаи мелких тварей, вроде крыс, и они хуже всего. В одиночку там делать нечего — любого мужика сожрут в два счета, не говоря уже о женщине. А я, представь себе, не только дошел один, без антиграва, аж до Бездонного ущелья, но и вывел оттуда по скалам свою жену… то есть тогда она еще не была мне женой и даже не собиралась за меня замуж… впрочем, неважно. Снизу к нам подбирались стаи крыс, едва пятки не объели, а сверху сыпались камни размером с холодильник. Тут Хильда подвернула ногу и ну кричать, а я хвать ее в охапку — не до условностей было — и наверх, наверх! Потом она призналась, какое впечатление произвели на нее мои объятия…
