Лариса Михайлова - Сверхновая американская фантастика, 1994 № 4
— Не вы ли тот самый полковник Суало, который служил в штабе Альберта Джонстона[6] во время кампаний в Теннесси и Огайо? — спросил майор Пеннел.
— Он самый. Был я и с Борегардом[7] в Чарлстоне.
— Полковник находился там, когда начались и когда закончились боевые действия, — ввернул я, как маленький примерный подлиза.
Мейхью выслушали меня со вниманием. Майор же совершенно не отреагировал, будто и не слышал, что я сказал. А он опасен, чего не скажешь по первому впечатлению, заключил я, и надо быть с ним поосторожнее.
Обращаясь к полковнику, Пеннел сказал:
— Даже до нас в Вирджинии дошла молва, как один из офицеров штаба Джонстона, человек немолодой, возглавил под Шилохом[8] полк, в котором погибли или получили увечья все командиры. Так вот, они разбили наголову укрепления янки — налетели как дьяволы. — Он ухмыльнулся и обратился к юному Брэдли: — Именно так писали в газетах, мистер Мейхью, — как дьяволы.
Молодой человек с большим интересом посмотрел на полковника и произнес, запинаясь:
— Я восхищаюсь вами, сэр, и завидую вам.
Тут же он покраснел до корней своих набриолиненных волос. Мейхью-старший тоже заметно смутился. Внезапно до меня дошло: юный Мейхью пересидел войну где-нибудь в торговой конторе своего папаши. Он ненавидит себя, а возможно, и отца за это. Право солдата — и его не отнять — не уважать всякого штатского как уклоняющегося от военной службы. Я же испытывал к молодому человеку сильнее чем презрение — какое-то неожиданное и странное любопытство. Возможно, отец даже уговаривал его не идти в армию, а теперь старается загладить вину и «угощает» военными — как бывшими, так и настоящими. Могло быть и по-другому: отец позволил сыну поступать по-своему, а сейчас пригласил вояк, чтобы потерзать совесть своего отпрыска.
Я еще размышлял над всем этим, когда майор Пеннел, тронув свой пустой рукав, сказал:
— Молодой Мейхью завидует, конечно, не всему, через что я прошел. В нашем случае янки нанесли ответный удар и атаковали как дьяволы.
В интонации его голоса не было ни капли яда, и вместе с тем сказанное, должно быть, разнесло в пух и прах те крохи самоуважения, которые еще оставались у Брэдли. А старший Мейхью даже протрезвел на несколько секунд. Этот увалень оживился и пробормотал:
— Тем не менее… — он дипломатично переводил взгляд то на одного, то на другого офицера, — вы оба видели, как делается история. Несомненно, вы внесли в нее свой вклад.
Под конец он вспомнил обо мне:
— И вы, мистер Гравуа, должно быть, тоже один из наших смелых героев в серых мундирах.
— Я служил посыльным в кавалерии и носил форму. Свидетель многих изнурительных конных переходов, но едва ли хоть одного сражения.
Я мог бы добавить, что видел полыхавшую из конца в конец долину Огайо.
Полковник Суало мягко пожурил:
— Не принижай своих заслуг, Гравуа. Ты делал очень нужное дело. Детям и внукам будешь рассказывать: «Я носил депеши».
— Да, — вставил майор Пенелл, — здесь больше шика, чем во фразе «Я потерял руку в бою с янки».
Майор явно перегнул палку, и полковник Суало, похоже, собирался дать волю своему гневу. Однако он почел за лучшее не делать этого и тактично заметил:
— Майор, я боюсь, что мы с вами уже выходим в тираж. Наша нация — молодая, и теперь юноши, подобные Гравуа и Брэдли, — он бросил на него колючий взгляд филина, отчего тот испуганно вздрогнул, — будут творить историю.
Старый Мейхью произнес:
— Господа, предлагаю поднять наши бокалы.
Мы подняли.
— За Конфедерацию[9] американских штатов. — В голосе торговца хлопком появились патетические нотки. — Пусть она живет и процветает! Мы торжественно произнесли: «Пусть!» — и выпили. Я отметил, что Брэдли, даром что молодой, толк в питье знает. Папаша же незамедлительно наполнил бокалы и внимательно посмотрел на майора Пеннела.
Для произнесения тоста майор встал.
— За тех, кто боролся на стороне южан — от вестового до полковника. Пусть Бог благословит каждого, кто бросил вызов угнетению и помог свержению тирана Линкольна!
— За них! За них! — Мы выпили еще раз.
Теперь настала моя очередь. Я перефразировал однажды слышанный тост Альберта Сидни Джонстона во славу женщин Конфедерации.
Майор Пеннел причмокнул губами и посмотрел на меня:
— Полковник прав. Теперь, когда закончились пальба и муштра, всем нам следует, видимо, отправиться по домам и начать нормальную жизнь. Представляю, что некоторым такая жизнь покажется крайне скучной. Чем же собирается заняться наша молодежь?
Я сдержанно улыбнулся.
— Да кое-кто направляется в Новый Орлеан, потом в Галв-стон — поискать счастья в Техасе.
— Техас — это интересно, как мне кажется, — сказал папаша Мейхью как-то слишком сладкоречиво.
— Я слышал, в Техасе надо еще выбить индейцев кое-откуда, — произнес молодой Мейхью донельзя серьезно. У меня уже исчезли остатки всякого любопытства к нему, начало сводить скулы от папаши с сынком.
— Армия, — сказал сухо майор Пеннел, — уже оттеснила индейцев далеко к западу от Галвстона.
— Не дело армии — воевать с индейцами в Техасе! — Слово «индейцы» полковник Суало произнес с оттенком брезгливости в голосе. Пусть так называемые рейнджеры[10] имеют дело с индейцами. У солдата должен быть настоящий враг.
Мейхью просто оторопели от этого взрыва. Майор кивнул в знак согласия и произнес так же сухо:
— Конечно, мы должны сохранять наше достоинство.
Меня же охватило единственное ощущение — тепло от выпитого виски. Я внимательно наблюдал за полковником. Встреть вы его впервые, решили бы — стоек к выпивке. Но мы-то общались довольно тесно, и я знал: опьянение у него долго не проходит, даже от маленькой порции. И дело могло не ограничиться этой вспышкой раздражения. Покрасневшие глаза и хриплый голос говорили, что он на грани срыва.
Тревога моя усилилась, когда старший Мейхью вновь наполнил бокалы и повернулся к полковнику:
— Кажется, теперь ваша очередь.
Ни секунды не медля, полковник Суало поднял бокал и произнес:
— За Мексику, Кубу и Бразилию!
Не будь я в шоке от этого безрассудства, пожелал бы, чтоб молния поразила его на месте. А полковник, как бы вспомнив, что не все сказал, добавил:
— И за будущие битвы!
Отец и сын Мейхью удивленно переглянулись. Майор Пеннел вознамерился встать, но передумал и, держа бокал, сказал спокойно, как ответил бы на вопрос, сколько времени:
— Конфедерация одержала победу в единственной войне, которую должна была вести. Она боролась и победила.
