Сергей Гатаулин - Сапиенс , как вирус
— Ты что-нибудь понял? — поинтересовался Анатолий, поворачиваясь к Жоре.
Тот молча покачал головой.
— Нет.
Стекло в очередной раз пошло волнами и в комнате показался очеловечившийся и немало смущенный богатырь.
Жалобно скрипнул кожаный плащ.
Ванькин сконфуженно опустил голову и тихо прошептал:
— И что на меня нашло?
Гигант, пожимая мощными плечами, поднял мгновенно отвердевшее лицо и недовольно зашипел:
— Ну, что уставились? Айда в храм!
Здоровяк кивнул, призывая слушателей двигаться за ним. Пройдя пару метров в направлении двери, он повернулся; натолкнувшись на непонимающий взгляд Анатолия, пояснил.
— Нужно найти отца Михаила.
— Бейрут попросил, — оправдался Илья, смущенно скосив глаза в сторону улыбающегося Жоры.
Молодые люди, зашевелились.
Жора оделся, на ходу подхватывая ноутбук, поспешил за атлетом.
Анатолий напротив — совсем не спешил, всем своим видом показывая, что не намерен подчиняться Ванькину.
Когда же здоровяк обернулся и недовольно хмыкнул, неутомимый знаток социалистического реализма быстро напел:
— В гости к богу не бывает опозданий.
И нехотя двинулся следом.
* * *Втиснутый в лабораторию Бейрута, Пугачев не сразу пришел в себя — слишком яростной оказалась атака здоровяка.
Удивленно выпучив глаза, он всматривался в световые сполохи, окружавшие его со всех сторон. В колеблющемся воздухе, вспыхивали полупрозрачные непонятные символы. Проплывая мимо, они собирались в странные длинные змеи-формулы и, удаляясь, исчезали. На их месте появлялись новые знаки, складываясь в еще более сложные невесомые конструкции, вращаясь и втискиваясь в многомерные математические построения, сплетались друг с другом.
Вячеслав открыл рот от удивления. Ничего подобного он нигде и никогда не видел в своих путешествиях.
Неестественность происходящего усугублялась тем, что все окружающее пространство постоянно изменялось, картинка ни на секунду не оставалась на месте, куда-то двигалась, перетекала, неприятно дышала — словно живая, вызывая головокружение и тошноту.
Пугачёв, испуганно наклоняясь, — ему вдруг показалось, что прямо на него летит громадный камень — неуверенно шагнул вперед. Поворачивая голову, он проводил булыжник глазами, и только когда тот отдалился, понял, что видел очередное скопление непонятных символов. За спиной послышался шум.
Вячеслав поспешил повернуться и уперся взглядом в мутную пленку окна. На дымчатом экране можно было различить нечеткую картинку, демонстрирующую обстановку комнаты хакеров.
Очередной цифровой массив, мелькнув перед лицом, рассыпался на отдельные символы, и Вячеслав изумленно икнул, разглядывая жилище компьютерщиков. Вглядываясь в непонятные и непостоянные предметы, он словно смотрел на каждый из них изнутри, вот только вместо атомов перед ним представали всё те же цифры, символы и знаки.
Перед глазами замелькал размазанный силуэт, и он вдруг понял, — скорее почувствовал — что видит человека. В голове задрожали изменяющиеся синусоиды.
— В гости к богу не бывает опозданий, — произнесла математическая абстракция голосом Анатолия.
С трудом фокусируя взгляд на исчезающей в дверях спине телохранителя, Вячеслав вдруг понял, что нужно делать, чтобы капризное изображение не сползало в плоскость непонятных формул и дурацких символов.
— Ты видишь? — удивился Бейрут, появляясь перед неожиданно прозревшим Пугачёвым.
— Ты хочешь сказать, что это, — поинтересовался Пугачев, разводя руками, — видят не все?
Хакер кивнул:
— Пока никто! Кроме меня, конечно. Для остальных это обычное, хоть и очень большое, помещение с…
Вячеслав ничего не слышал, вытаращив глаза, он вглядывался в клубящийся цветной туман и перед ним действительно открывался бесконечный зал, без стен и потолка. Горящие кляксы покачивались над уходящей к горизонту равниной. Целое море огненных цветов.
Подойдя к одному из них, он понял, что сгусток раскаленной материи живет своей жизнью, постоянно изменяя свою структуру, становясь все более похожим на один из галактических дисков, которых Вячеслав повидал в изобилии; он даже знал на какой именно. Вот только…
Восприятие в очередной раз взбрыкнуло, выталкивая его в мир математических абстракций. Перед глазами, на месте Галактики, закружились едва заметные ленты иероглифов, сливаясь в гигантское облако, замелькали многомерные матрицы формул. Иногда сложнейшие конструкции исчезали, уступая место изящным силуэтам, сложенным из несчетного множества нулей и единиц.
— Фу ты, ну ты! — выдохнул Вячеслав, тряся головой. — С ума сойти! И здесь программы?!
— Человек, видящий скрытые от других закономерности, всегда чуточку сумасшедший, — усмехнулся Бейрут.
Пугачёв, в очередной раз, доверившись обычному зрению, взглянул на комнату хакеров. Сквозь полупрозрачную стену увидел громадного пса. Мокрый, грязный он вращал головой, словно пытался услышать кого-то.
— Цербер! — позвал Бейрут, вытягивая руки.
Зверь метнулся к окну, но замер, останавливаясь перед прозрачной поверхностью, радостно виляя хвостом, гавкнул.
Он явно видел стоящих за невидимой перегородкой людей.
Нерешительно сунув морду в стекло, пёс радостно пискнул и устремился навстречу Бейруту.
Вячеслав замер, разглядывая измазанного сенбернара, задумчиво пробормотал:
— Цербер?
Зверь словно услышав знакомый голос, повернулся и заглянул в расширенные глаза Пугачёва.
— Черт возьми, это мой прон… — воскликнул тот, мотая головой из стороны в сторону. — Но как?
Цербер вдруг подпрыгнул, клацнул зубами, приземляясь обиженно зарычал.
"А впрочем, почему бы и нет", — успокоил он себя. Замечая, что четвероногий друг пытается схватить очередной цифровой артефакт, плывущий над его башкой, громко засмеялся.
— Фантастика! Но и он видит информацию, — раздался в голове голос Бейрута. — Я вот о чем хотел спросить.
Пугачёв нашел глазами хакера. Тот, зависая над шаровым звездным скоплением, яростно выстукивал на громадной просвечивающей клавиатуре одному ему понятный «марш». Прозрачный шлем на его голове, то появлялся, вспыхивая всеми цветами радуги, то исчезал.
— Как ты смог создать свою программу-проникатель? — Бейрут повернулся.
— Если я правильно понимаю, именно с этого прона всё и началось, — предположил он, забираясь в мысли Пугачёва и демонстрируя тысячи картин меняющегося на глазах Мироздания. Мыследема исчезла, оставляя после себя чувство сожаления, перемешанное с нескрываемым любопытством.
