Виктор Гончаров - Межпланетный путешественник
— Не орудие ли это убийства? — растерялся в первое мгновение комсомолец, вспоминая аналогичные гигантские аппараты на Луне.
Долго раздумывать однако по этому поводу не пришлось…
Рядом с рупором откинулся вверх на петлях квадратный кусок оболочки, таща за собой стеклянную камеру. В камере вдруг исчезла одна сторона, образовав широкую дверь, как бы приглашая ошеломленного путешественника войти внутрь.
Не сразу отозвался Андрей на это приглашение. Впрочем скоро решил, что "волков бояться, в лес не ходить", и, сняв со стены спасительную лунную палочку, влетел в стеклянную камеру. Дверка за ним тотчас же захлопнулась.
— Это не страшно, — молвил добровольный пленник: темница не казалась особенно крепкой. Но когда она вместе с машиной стала опускаться, он несколько забеспокоился.
… Сильный толчок. Внезапная тьма. Резкое стремление вперед. И свет опять ударил в глаза…
* * *С приятностью отметил, что камера куда-то исчезла. Машина покоилась посреди высокого зала с широкими трапециевидными окнами. Причудливо изогнутые неправильные ромбы, октаэдры, тетраэдры и капризно-смелые изломы — переходы одних фигур в другие — барельефами выделялись со стен. Между выпуклостями барельефов прятались головы фантастических животных, в оскалах пастей державшие хрустальные граненые шары.
Вышел, дивясь на обстановку. С удовольствием размял онемевшие члены. Хотел зевнуть… и с открытым ртом застыл на месте… Как из-под земли нырнуло пять человеческих фигур и окружило его…
— Настоящие люди! — восхитился комсомолец. Но "люди" держали в руках направленные на него револьверы с широкими стволами-раструбами.
— Бросьте, ребятки!.. — дружелюбно крикнул им и в порыве искреннего удовольствия хотел обнять самого ближнего. Тот отпрыгнул, сурово погрозив револьвером:
— Олля чужян!..
— Ни чорта не понимаю! — последовал веселый ответ.
Все пятеро о чем-то залопотали, с опаской переглядываясь и возбуждаясь с каждым моментом все больше и больше. Их, видимо, смущала палочка.
— Да, бросьте ерундить, товарищи! — заткнул свое оружие за пояс.
— Товарисчи… товарисчи… — лица прояснились, а один незнакомец, опустив револьвер, с обаятельной улыбкой приблизился к Андрею.
Тот не замедлил отметить происшедшую перемену:
— Вам больше идет улыбаться, чем хмуриться! И видя, что слово "товарищ" им понятно и даже приятно, добавил:
— Я — коммунист… большевик…
— Больчевик!? — подошедший еще радостней заулыбался, многозначительно и с торжеством поглядывая на остальных. Те тоже приблизились, доверчиво и нежно щебеча:
— Больчевик… Больчевик…
Потом отрекомендовались в свою очередь, для ясности тыча себе в грудь:
— Сосиаль… сосиаль…
Андрей воспрянул духом:
— Ну, а я-то кто? Тоже — сосиаль. Только по-нашему это будет — социалист.
Будто свету прибавилось в обширной зале, когда все пятеро незнакомцев окружили Андрея плотным кольцом, расплываясь в самых благожелательных улыбках. Комсомолец бурно и горячо принялся обнимать каждого, сопровождал это приветствием или шуткой. В ответ сыпалось, очевидно, то же. Но уже вряд ли кто понимал что-либо из взаимных приветствий. И через минуту новое замешательство нарушило интересную беседу: не хватило общих слов, а при помощи одних только жестов да улыбок трудно стало поддерживать общение. Тогда один из "сосиалей", посоветовавшись с остальными, знаками пригласил гостя следовать за собой.
— Вот машину только запру, — согласился тот, снимая с шеи ключ. На эту выходку "сосиали" укоризненно покачали головой. Андрей смутился и в оправдание произнес:
— А вдруг вы машину поломаете! Как я тогда на свою Землю вернусь? — И запер все-таки дверь, хотя и заалелся в смущении.
"Сосиали" молчали неодобрительно.
— Ну пойдемте, что-ли… нарушил неприятное молчание Андрей. — Показывайте свою республику…
Последнее слово "сосиаль" понял, снова засмеялся, но не согласился:
— Коммюнэ!.. — указал он через окно на расстилавшийся внизу город.
— Коммуна-то коммуной, да вот зачем вы с револьверами ходите? — подумал Андрей, следуя за провожатым по анфиладам странно декорированных комнат. — Раз у вас еще принято стрелять друг в друга, так почему же я не могу запереть машину? Первый-то поступок куда хуже второго… Не будь у вас оружия, встреть вы меня иначе, не позволил бы и я себе ничего некрасивого… Так то, дружок!.. "Сосиаль" смотрел во все глаза на бормотавшего гостя и смеялся…
… Остановились перед зеркальной дверью. "Сосиаль" открыл ее. Небольшая с низким потолком комнатка, обитая красным плюшем и освещаемая из невидимого источника света.
— Лифт? — догадался Андрей.
— Лифти, лифти!.. радостно закивал провожатый.
Через секунду они неслись — бесшумно и плавно, без толчков, но с большой скоростью — то вниз, то по горизонталям, то кругообразно. Не перестававший улыбаться "сосиаль" управлял движением при помощи десятка разноцветных кнопок в стене.
3.Не успел Андрей вслед за провожатым выйти из лифта, как услыхал приятный, немного иронический голос, произносящий слова слишком отчетливо и раздельно:
— Добро пожаловать, товарищ русский!..
Помещение представляло собой, по всей вероятности, научный кабинет: шкапы, полки, книги (последние в виде граммофонных пластинок, как на Луне!); глобусы и измерительные аппараты, а в углу против окна небольшая подзорная труба. У стола, полуобернувшись к лифту, стоял человек почтенных лет в черной широчайшей тунике, с длинными седыми волосами, но без признаков растительности на лице. Он, как и предыдущие "сосиали", отличался необыкновенно правильными и приятными чертами лица: только несколько холодная, ироническая усмешка портила общее впечатление.
За время своего необыкновенного путешествия Андрей привык многое встречать с полным хладнокровием, но встречи с обращением на русском языке никак не ожидал. Однако, поборов в себе естественное недоумение, постарался возможно спокойней ответить:
— Здравствуйте, товарищ, не имею чести знать вашего имени.
Старик, видимо, разочаровался несколько при виде хорошей выдержки комсомольца:
— Почему вы не удивились, дорогой? Прилететь из-за миллионов верст (глубокая ирония) и встретить свою родную речь (язвительная усмешка), разве это так просто?
— Я, уважаемый товарищ, — отвечал Андрей — не люблю удивляться, когда на это явно рассчитывают, да еще при этом язвят почему-то… О вашей же необычайной проницательности я, как будто, уже догадываюсь… — он кивнул на подзорную трубу.
