Юрий Дружков - Прости меня…Фантастическая поэма
— Есть хотите?
— Нет, спасибо, мне принесли.
— Так я печку затоплю.
Я притащил из прихожей вязанку дров, сложил в печке «сруб», как учила меня когда-то мама, нащипал бересту, и пламя дружно схватило сухую березу. Теплая волна загудела, не умещаясь в дымоходе, пахнула в комнату искрами, засветилась на полу, на желтых стенках и потолке.
— Ловко у вас получается.
— Детство провел у печки…
— Не надо зажигать свет…
Я сбегал в столовую, принес чайник, пригоршню кофе, сухое печенье, два граненых стакана. Воду я согрел на плитке. В комнате у нас пахло березовым дымом и кофе. Дрова горели отменно.
— А я все думаю про ваши картинки, — сказал он, потирая ногу. — Можно, я буду их так называть… Скажите, если не секрет, между вашими двумя… программами… как они получены? Одинаково?
— Нет. Вторая, с Тбилиси, полностью подчиняется мне. Первая, сумбурная, та, что с оленями, стихийна, почти безконтрольна, как радиопомехи.
— Я почему-то понял именно так. Но аппаратура одна, значит, сумбурные картинки получены тоже без посторонней помощи. Без дальнего передатчика?
— Вы догадливы.
— Мне все больше начинает казаться, что половина картинок шла из Мексики.
— Почему?
— Растительность, похожая на кактусы, постройки, обнаженные люди, силуэты раскрашенных лодок. Правда, все мелькало, но…
— Я не посылал сигналы в Мексику.
Он говорил со мной, точно шел по темному, длинному, незнакомому коридору на ощупь и ни разу не споткнулся, хотя совсем ничего не знал.
Нега волной полыхала в открытую дверцу печки. Дрова трещали, пламя гудело. Когда я тронул горячую золотую россыпь брызнули искры, обдав жаром веки.
— Я не посылал сигналы в Мексику.
— Но как помехи…
— В это я не верю.
— И не уверены?
— Да.
— Можно ли найти какое-нибудь определенное решение?
— Да.
— В чем же дело?
— Я найду, если в другом, единственном на Земле месте, будет стоять второй такой же аппарат. Но сие для меня пока недосягаемо. Я даже не знаю точно до градуса такое место, куда можно поставить…
— Хорошо, забудем эти два неизвестных А и С. Но можно ли узнать, какие передачи в тот момент вела Мексика? Для вас это возможно?
— Разве там было что-нибудь похожее на постановку, на игру, на передачу?
— Нет, кажется…
— Тогда какая же Мексика? Древняя?
Он засмеялся.
— Ну это абсурд!.. Налейте, пожалуйста, еще стаканчик… Исторический сюжет в кино… История Мексики… Вы знаете, как это модно в наше время — исторические сюжеты.
— Далась вам эта Мексика! Вы же ничего не знаете… Ну представьте себе: луч, который пошел в Тбилиси, дважды был отражен магнитной сферой Земли. Кажется, я вам говорил о ней. Луч не мог вырваться наружу. Не мог! Как зяблик через броню! Понятна вам такая схема?
— Да.
— Зато «мексиканский» луч прошел эту сферу насквозь, как бумагу, но не туда, понимаете вы, не туда, — я показал на потолок, — а сюда, к нам?
Я подложил в огонь дрова, налил кофе, мы захрустели печеньем, обжигаясь, пили душистое варево. Печь накалилась, гудела.
— Тогда разрешите мне предложить вам еще одну версию, — сказал он, растягивая слова.
— Пожалуйста.
— Нет, я передумал…
— Что-нибудь смешное?
— Да.
— Говорите, мы с вами не в Академии наук.
— Сигналы идут из космоса.
— Даже с пятнистыми оленями?!
— Видимо, да.
— Ну, знаете…
Он остановил меня жестом.
— Самая красивая легенда на земле придумана в наше время.
— Какая легенда?
— Легенда о пришельцах из космоса… Хотите, я расскажу вам ее?
— Расскажите, — согласился я, — вы умеете увлекательно.
— Благодарю вас… Но если так, пожалуйста, приготовьтесь. Я заведу надолго. Это мой любимый конек. И если вы услышите что-то знакомое — не удивляйтесь. Я лишь один из фанатиков этой легенды, из тех, кто придал ей такую популярность.
Он посмотрел в окно, туда, где, наверное, были звезды.
— Итак, легенда… — словно приготовился он к дальней дороге. — Люди, говорит она, в далекой древности, когда вы не умели разводить огонь, боялись грома, дождя, затмения Луны, может быть, ели сырое мясо — к вам на Землю спустились боги, такие же, как вы, люди. Потому что вселенная-матушка едина…
Если есть одинаковые звезды, похожие планеты, если мир един в своем строении, значит, и живая природа всюду будет развиваться, похожая на вашу природу…
Так в один обыкновенный земной вечер к нам прилетели боги. Они сказали: «Мы были такими, как вы, а вы станете такими, как мы».
Люди поклонялись им. Боги были всемогущи, метали громы и молнии, сдвигали каменные глыбы для своих загадочных построек. Они ходили в шлемах, закрывавших наглухо лицо, разговаривали друг с другом на расстоянии сотен километров и даже видели все через моря и горы. От бога ничего не утаишь!
Боги научили своих малолетних братьев плавить металл, покорять огонь. Заронили в слабый дикий ум веру о справедливости, о другом, «божественной» укладе жизни, где все равны, где нет богатых и бедных, сильных и слабых, сытых и голодных, ленивых и тружеников, но есть люди — справедливые всемогущие боги.
С тех пор минуло много лет, а человеческая память хранит о них размытые временем воспоминания, в которых, по-моему, очень много подлинных сведений.
— О каких сведениях вы говорите? О легендах и сказках? Сомнительное доказательство. Мы с вами не ребятишки.
— Возможно. Правда, моя профессия научила меня верить легендам, как научным гипотезам, дорогой мой… Вы когда-нибудь замечали необыкновенную, прихотливую, неистребимую силу народной памяти?.. Не надо ворошить века. Даже теперь можно видеть курьезные тому примеры. Ну скажите, кому нужен и на кой ляд сдался мне и вам бывший владелец гастронома на улице Горького у нас в Москве. Но мы иначе, как елисеевским, его не называем. А почему, скажите, к названию современного завода мы старательно добавляем: бывший Гужона, бывший Путилова?
— В самом деле, — сказал я, — мы этого не замечаем.
— Но курьезы памяти остаются курьезами. Есть у нас другая поразительная память. Удивительная штука!.. Вот люди натягивают шпагат, намечая места работы, они вряд ли помнят, что это очень древнее движение, что точно так же натягивали в старину шнур на месте будущих каналов и крепостей, курганов и пирамид. Значит, столь обычное для нас движение — тоже исторический памятник, не менее древний, чем пирамида Хеопса.
— Тогда чиханье тоже памятник? — вставил я.
— О это модная манера быть язвительным! Я вас прощаю, но послушайте меня до конца. — Он поставил на подоконник стакан, стряхнул крошки печенья. — Казалось бы, самые обыкновенные наши движения, навыки, привычки, слова, в сущности, такое же наследие веков, такие же памятники человеческой культуры, как музейные сокровища. Где-то в современных словах и мелодиях, в узорах, вышитых на полотенцах, в сказках и легендах звучат песни, язык, история древних людей. Они живут в нас. И мы обязаны уметь слушать и видеть их.
