Вячеслав Букур - Поиск-87: Приключения. Фантастика
— Вот это нам повезло!
— Я думаю, больше всего повезло хозяину этого тарантаса.
Сергей заговорил, неожиданно для себя, лениво и небрежно. Больше он не чувствовал себя чужаком среди «окошников». Он чувствовал, что не сплоховал и что у него есть право говорить так.
— Нет, не скажи. Задержать банду — это не просто так. Не зашли бы мы в этот двор, и все, — Вадим тоже старательно тянул слова.
В кончиках пальцев у Сергея закололо, словно изнутри прорастали иголки. Сергей зашевелил пальцами, скручивая и распрямляя их.
— Тебе по руке досталось? — теперь в голосе Вадима звучала забота отца-командира. — Разотри поскорее. Да не так: снизу вверх надо. Ты запомни: ни руки ни ноги к пальцам массировать нельзя.
— Чем это он нас так?
— О, это новинка сезона. — Вадим отошел к стене, поискал что-то в темноте, принес Сергею. — Вот, струна вульгарис. С одного конца приспосабливается острие, сворачивается в пружину, и все. Готово к употреблению.
— А от чего струна? — Сергей из всех струнных представил почему-то аристократический изгиб арфы, почти невидимые волны струн под пальцами женщины в белом; и мысль, что можно ударить струной арфы, показалась нелепой. — От какого инструмента?
— Не знаю. Я консерваторию не кончал. Нет, ты посмотри, — потянул он Сергея к двери подъезда. — Предусмотрели, чтоб хозяин не выскочил, если противоугонка сработает. — И Вадим выпнул деревянный чурбачок, которым была заклинена дверь подъезда. — Это уж, конечно, не салажня придумала, — Вадим пригляделся к автомобилю:
— Вот это сходил за хлебушком! Колеса-то у него откручены!
Сергей присел на корточки, заглядывая под бампер. «Жигуль» стоял на кирпичных столбиках, а снятые с осей колеса были прислонены к крыльям.
— Долгонько они здесь ковырялись, — предположил Сергей.
— Чепуха, — Вадиму приятно было показать свои специфические знания. — Шесть минут для специалиста. Нужен только один здоровяк, чтоб машину за угол на кирпичи поднимал. Мне показывали как-то.
Рука отошла немного, Сергей кончил ее растирать. Он подошел к тем, кого они поймали, потому что до этого он их так и не разглядел. Его тянуло рассмотреть их вблизи. Он понимал, что не увидит никаких внешних отличий от людей нормальных. Нет, поправил он себя, они тоже нормальные. Ненормальные — это больные. Он прожил уже двадцать один год, но так и не встретился ни разу — вплотную, лицом к лицу — с настоящими преступниками. Он видел их по телевизору, и читал о них, и слышал постоянно рассказы о чьих-то ловких, или наглых, или невероятных аферах, и о разбое, даже с кровью истории. А вот в жизни не видел людей, перешедших определенные уголовным кодексом границы.
Они в самом деле ничем не отличались от людей обычных. Или Сергей не увидел отличий, потому что было темно, накатился уже самый темный час ночи, а четверых здоровых оперативники усадили на бордюр тротуара под самой стеной. Они рассадили их по одному и, чтобы не дать им убежать, каждого держали, заломив руку за спину. Это было не по правилам, но так было надежнее.
Во двор втекло облако света, тени на стене начали расти, почти упираясь головами в балконы второго этажа. Те четверо одновременно прикрылись свободными руками и попытались увернуться от света, но держали их крепко. Сергей выждал, пока его глаза привыкнут к свету, и обернулся. Двери желтого милицейского фургона — «лунохода» — открылись, и два милиционера вышли из машины. Вадим поздоровался с ними за руку, он был здесь хозяин. Сергей отошел в сторонку. Иначе про него могли подумать, что он примазывается к чужой славе. Кто про него мог так подумать, он не знал, но не хотел давать повода так думать никому.
Сначала погрузили старших. Не вынимая рук из карманов, поднимались они по неудобной железной лесенке в две ступеньки и становились невидимыми в глубине фургона. Первый из младших тоже засунул руки в карманы забахромившихся школьных брюк. Лицо у него было нечистое, в угрях, длинные волосы зачесаны за уши, как считал он, наверное, модным и красивым. Но уши у него были большие и росли перпендикулярно к черепу, они не хотели скрываться за сальными сосульками волос; розовые уши, торчавшие между прядок, насмешили Сергея, он улыбнулся. Мальчишка остановился, плюнул ему под ноги и сказал фразу.
— Худо у тебя дело, — подсчитав слова, ответил Сергей. — Из четырнадцати слов три цензурных, и те — «дурак», «сволочь» и «чистенький». Если так дальше пойдет, тебе азбуку глухонемые изучать придется, а то никто понимать не будет.
Сергею вовсе не хотелось воспитывать этого н е г о д я й ч и к а. Такое подобрал он им про себя определение: старшие — н е г о д я и, а те, которые помладше, — н е г о д я й ч и к и. Он давно сформулировал модель, объясняющую, откуда такие берутся и что надо с ними делать. Суть этой модели отражала старинная пословица — «горбатого могила исправит». То есть он допускал, что кто-то из таких может и перевоспитаться. В единичных случаях. Но сам этим заниматься не намеревался.
А ответил он потому, что не смог удержаться. Он не любил, чтобы последнее слово оставалось не за ним. И еще его корежило от мата: бесстыдного, громкого, претендующего на роль человеческой речи. И когда он начал отвечать, хотел, чтобы этот маленький негодяйчик почувствовал все презрение и превосходство над ним человека культурного. Но презрения не было. Он сам удивился его отсутствию. Он не мог воспринимать всерьез эту мелкоту.
Негодяйчик не ответил ничего, свистнул не очень громко, как-то по-хитрому подвернув нижнюю губу: «Подсобите», — и две руки высунулись из темноты фургона, подхватили, внесли его.
Следом прошмыгнул второй негодяйчик. Оперативники подвели третьего. Этот тоже был в замусоленной школьной форме, у курточки рукав с эмблемой почти совсем оторвался и, похоже, не сегодня. Он и лицом походил на первого: низкий, в два пальца, лоб, а рот занимает всю нижнюю часть лица. Только волосы у него были короткие и не такие грязные.
— Дяденьки, — он бормотал тихо и непонятно, противно бормотал, — не надо меня в милицию. Не буду я больше. Я ведь не крутил.
Перед фургоном он остановился.
— А Витька под скамейку ножик спрятал, на пружинке. Он всегда с ножиком ходит. Давайте я покажу.
— Видишь, какой вы народ серьезный: с ножиками ходите. А говоришь, не надо в милицию. Обязательно надо. Познакомимся. Ножики на пружинках посмотрим, по душам поговорим, — студент-оперативник, который вел его, говорил почти ласково, и этот ласковый тон был удивителен Сергею, потому что четверть часа назад этот парень бился жестко, нисколько не смягчая своих ударов. Сергей видел, как перебросил он одного из тех через себя на асфальт, лицом вниз. Но сейчас он уже отошел.
