Уильям Голдинг - Бог-скорпион
– Пальма! Пальма!
Кричала девочка, оставленная на горе сторожить. Она прыжками неслась вниз, балансируя руками, юбочка ее развевалась.
– Пальма! Ой, Пальма!
Ну вот, подумала Пальма, научилась звать меня по имени и теперь будет вставлять его при каждом удобном случае! Она засмеялась и поцеловала девочку.
– Ну что заладила: «Пальма! Пальма! Пальма!», я ведь не роща пальмовая!
– Я их видела!
– Неужели возвращаются? Так скоро? Не может быть!
– О нет! Конечно, нет, Пальма. Они уходят дальше. Совсем далеко! Я бы и не увидела их, но… – Она хихикнула. – Они полезли на дерево!
Пальма тоже засмеялась:
– Что, все полезли? За орехами? Или показать свою ловкость?
– Я разглядела только одного – очень высоко на дереве.
– Значит, он полез за птичьими яйцами.
– Тебе лучше знать, Пальма.
Одной рукой Пальма отвела волосы от лица, а другой потрепала девочку по щеке.
– Молодец, хорошо смотришь… – она напрягла память, – Уклейка. В конце концов, для того ты там и стоишь, верно? Ну-ка, помоги надеть юбку.
– Может, это был Свирепый Лев? Не уверена, слишком они далеко. Как ему, наверно, весело!
Дающая Имена Женщинам уже надевала бусы.
– Приятно думать, что они там не скучают. Я только надеюсь, что они не забыли о деле! Хорошо. Я поднимусь с тобой и посмотрю сама. Иди вперед.
В деревне опять закричала роженица. Теперь уже недолго, подумала Пальма. Лишь бы…
Уклейка уже стояла у бурлящего источника и, прикрыв ладонью глаза от солнца, вглядывалась в даль. Она ничуть не запыхалась.
– Вон там, – показала она. – Видишь большое дерево, Пальма? С сухой веткой на макушке? Он как раз там, где этот сук торчит из листьев.
– Нет, ничего не могу разглядеть, – ответила Пальма. – Но если они ушли так далеко, значит, скоро не вернутся. Можешь больше не сторожить. Только поднимись сюда на закате и посмотри, где они разведут костер на ночь.
Уклейка робко взглянула на нее.
– А если они… ну, если они узнают?
– Не узнают.
Пальма посмотрела на жилище Леопардов. Оно было открыто небесам, а значит, и смотрящему сверху, от источника. Ряды леопардовых черепов белели на солнце. Она улыбнулась, улыбка перешла в долгий заразительный смех. Уклейка не удержалась и тоже засмеялась. Смех сблизил их, сделал сестрами-погодками.
Пальма первая остановилась.
– Мы, конечно, ничего не станем устраивать, пока ребенок не родится. И даже потом. Только если у него будет имя.
Уклейка посерьезнела.
– Понимаю.
Пальма улыбнулась и, наклонившись, коснулась ее губ легким поцелуем. У девочки перехватило дыхание; вспыхнув, она отпрянула от Пальмы. Пальма начала спускаться, грациозно покачивая станом и балансируя руками. Стены жилища Леопардов выросли перед ней, скрыв блестящие на солнце черепа. В этот раз, подумала Пальма, буду осмотрительней! Выпью самую капельку! Но в тот же миг, словно вызванный этой ее мыслью, перед глазами у нее возник, как живой, сосуд из половинки кокосовой скорлупы, полный темной влаги. Она даже почувствовала ее запах. Щеки у Пальмы порозовели, в горле перехватило, как только что у Уклейки. Это мой дар видения, подумала она, я не такая, как все. Это у меня от рождения; ни одна из Дающих Имена Женщинам не смогла бы проникнуть мне в душу и понять это, это…
Старика Леопарда не было на прежнем месте. Дети спали. Пальма стояла на площадке, где они всегда играли, – изящная фигурка, излучающая доброту, – и по ее лицу блуждала прелестная улыбка.
II
Высоко в кроне огромного дерева, на конце голого сука чернело гнездо, сооруженное из прутьев, между которыми застряли клочья шерсти, обрывки шкурок. На краю гнезда трепетал на ветру пучок красных перьев. К нему-то и подбирался один из Леопардов. Одежды на нем было не больше, чем листьев на суку, – лишь узкая набедренная повязка из шкуры леопарда да такой же мешок, болтавшийся между ногами. Остальные Леопарды стояли под деревом, глядя вверх и смеясь. Всякий раз, как Лесной Пожар соскальзывал с сука, рискуя упасть и сломать себе шею, раздавался дружный хохот. Стоявшие внизу смеялись до изнеможения, хватаясь друг за дружку, утирая слезы и приседая. Но когда он снова пытался продвинуться вперед, они замолкали и следили за ним затаив дыхание. Они стояли в вольных позах; каждый держал в руке копье с обожженным над костром наконечником. Среди них были и совсем еще мальчики, но большинство, так, во всяком случае, казалось, – стройные юноши со светло-бронзовой кожей. По виду было почти невозможно определить их возраст. Пожилые выделялись лишь проблеском седины в волосах. Правда, они были лучше вооружены, щеголяли более богатой татуировкой и носили больше разных украшений, чем тот же Лесной Пожар, вцепившийся сейчас в свой сук, но на этом их различие кончалось; они, по существу, были так же наги, как он, – люди с угловатыми и гладкими, без морщин, но в шрамах лицами, черноглазые и черноволосые, с покрытыми пылью босыми ногами. Не было у них и бород – только жиденькая растительность на верхней губе и подбородке.
Лесной Пожар находился уже прямо под гнездом. Обхватив сук ногами и рукой, прогнув спину, он другой рукой пытался дотянуться до красных перьев. Возбужденные Леопарды подались вперед и затаили дыхание.
– А-ах!.. – одновременно вырвалось у всех.
Лесной Пожар схватил красные перья и сунул их за пояс. Леопарды уже было раскрыли рты, но вместо их радостных воплей раздался громкий клекот и с неба на смельчака обрушились громадный клюв и вихрь перьев и крыл. Миг – и на конце сука под гнездом все смешалось: коричневые руки и ноги и коричневые крылья. Вниз летели перья, капала кровь. Затем наступила тишина. Лесной Пожар с искаженным лицом с силой крутил обеими руками шею птице. Алая кровь змейками струилась по его телу. Издав громкий вопль, он отшвырнул мертвую птицу вниз, в листву. Леопарды откликнулись радостным смехом, хлопая себя по ляжкам, и гурьбой бросились к подножию дерева. С победным криком Лесной Пожар соскользнул с дерева, цепляясь за ветки. Сломанные сучки, листья и куски лишайника тучей сыпались впереди него. Он повисел, раскачиваясь на последней ветке, потом разжал руки и, пролетев по воздуху последние десять футов, был подхвачен товарищами. Молодые и взрослые, сияя, окружили его. Юноши принялись обнимать и целовать, не обращая внимания на то, что пачкаются его кровью. Звучали смех и возбужденные голоса.
Лесной Пожар вырвался из объятий и кричал громче всех:
– Алое перо Свирепому Льву!
– Мне? Ах, друг!
– Алое перо Бешеному Носорогу!
– Ты лучший из нас!
– Алое перо Разящему Орлу!
– Как я тебя люблю!
Лесной Пожар вздрагивал от не прошедших еще напряжения и возбуждения. Леопарды одобрительно хлопали его по плечу, спине, целовали. Вдруг Лесной Пожар замолчал, ощупал пояс и уставился на свои пустые руки. Челюсть у него отвисла. Он взглянул туда, где на голой земле под деревом лежали его оружие и украшения. Скрипнул зубами. Схватил копье и с силой вонзил в ствол дерева.
