Харлан Эллисон - Все звуки страха (сборник)
Или: за сотню миллионов лет в будущем. И: в сотне миллионов парсеков от самого дальнего края ведомого космоса. И: в несчетных искривлениях параллаксов по ту сторону миров параллельного существования. Наконец: в рождаемую умоиндуцированными скачками в запредельность бескрайнюю сферу, неподвластную человеческому разумению. Там, там: в Гдекогдании.
Маньяк ожидал на лиловатом уровне — скорчился в более темных пурпурных размывах, отчаянно пытаясь спрятать изогнутую, будто крюк, фигуру от навязчивых преследователей. Дракон, приземистый, с округлым туловищем, как же усердно подбирал он под себя жилистый хвост! Небольшие плотные пластины панциря дыбом встали над выгнутым хребтом. Пластины прикрывали все тело — аж до самого кончика хвоста, острые как бритвы — только притронься. Короткие когтистые лапы сложены и прижаты к могучей груди. Семь голов с песьими мордами древнего Цербера. Каждая голова ждет и следит, следит и ждет глаза горят голодом и безумием.
Дракон не сводил глаз с ярко-желтого светового клинышка, пока тот по случайной траектории двигался в лиловатом, все приближаясь и приближаясь. Понимая, что ему не сбежать, маньяк не мог даже двинуться с места малейший жест сразу выдаст его, а световой фантом мигом отыщет. Страх душил беглеца. Проклятый фантом уже преследовал его через невинность, застенчивость и девять других эмоциональных задвигов, за которыми пытался укрыться маньяк. Надо что-то делать. Скорее. Надо сбить их с?апаха. Но как сбить, когда на долбаном уровне больше ни души? Совсем недавно поганое местечко закрыли для очистки от нежелательных остаточных эмоций. Не будь беглец так потерян после всех этих убийств, не утони всеми семью головами в расцентровке, вот уж ни в жизнь не попался бы он в такую дешевую ловушку на закрытом уровне.
Но теперь-то чего рассуждать? Теперь-то спрятаться негде. Негде спастись от светового фантома, что неотступно висит на хвосте. Вот поймают — и все. Тогда — хана.
Тогда его прокачают.
Гады, не хочу!
И маньяк решил прибегнуть к последнему шансу. Замкнул свой разум, закрыл все семь мозгов — так же, как закрыт был лиловатый уровень. Закупорил все мысли, потушил огоньки и костры эмоций, разомкнул нейтральные цепи, питавшие энергией разум. Будто огромный механизм, гонящий вниз по кривой от пиковой интенсивности, мозг дракона резко замедлился, мысли потускнели, увяли и обесцветились. На месте беглеца образовался пробел. Семь песьих голов уснули.
С точки зрения мысли, дракон прекратил существовать — и световой фантом скользнул по нему, не нашел на чем задержаться — и двинулся дальше. Но те, что охотились за помешанным, были более чем нормальны. Вполне вменяемы. Разум их подчинялся определенному порядку, и с позиции этого порядка они расценивали реальность — в том числе и ту, в которой оказался маньяк. За световым фантомом следовали теплонацеленные лучи, за ними массовысотные сенсоры, а за сенсорами — еще и слежаки, что в два счета выискивали малейшие следы инородной материи на любом закрытом уровне.
Маньяка нашли. Вынюхали, нащупали, будто остывшее солнце. И переместили. Запертый в своих безмолвных черепах, беглец даже ничего и не понял.
Наконец он решился снова откупорить разум. В том вневременном полусознании, что следует за полной отключкой, маньяк обнаружил себя заключенным в стазисе — в дренажной камере на Третьем Красном Активном Уровне. Тогда, во все семь луженых глоток, безумец завопил.
Нетрудно понять, что звук не пошел дальше гортанных глушителей, которые помешанному успели вставить, пока он висел в отключке. Пустота и беззвучие еще сильнее устрашили маньяка.
Он оказался размещен в янтарном веществе, которое Вполне комфортно его облегало. Будь все это в более раннюю эру, в другом мире, в другом пространственно-временном континууме, маньяка просто притянули бы ремнями к больничной койке. Но этого безумца, этого дракона заключили в стазисе на Красном Уровне, в Гдекогдании. И больничная койка, снабженнная антигравом, висела в невесомости. Предельно комфортное обиталище. Да еще сквозь толстую шкуру заботливо вводят питательные вещества. Ну и конечно — депрессанты и тонеры. Дракон ждал, когда же его прокачают.
В камеру в сопровождении Линаха вплыл Семф. Да-да, тот самый изобретатель прокачки. Линах же все доискивался Публичного Возведения в должность Проктора.
— Если бы мне требовался окончательный довод, то лучщего не сыскать, заметил Линах, кивнув головок па маньяка.
Семф сунул стержень анализатора в янтарное вещество, вынул и торопливо прочел данные о состоянии пациента.
— Если бы тебе требовалось более грозное предупреждение, — негромко произнес он, — то лучшего точно не сыскать.
— Наука должна подчиняться воле масс, — буркнул Линах.
— Горько мне верить в такие постулаты, — быстро отозвался Семф. В голосе ученого прозвучали не вполне ясные нотки, но уверенности в горестных словах от лого не убавилось
— Знаешь, Семф, я намерен об этом позаботиться. Так что лучше тебе все-таки поверить. Я постараюсь убедить Совет принять резолюцию.
— Слушай, Линах. Как по-твоему, сколько мы уже знакомы?
— С твоего третьего проноса. А моего — второго.
— Да, около того. Лгал я тебе хоть раз? Скажи. Или, может, требовал от тебя чего-то вредного для дела?
— Нет. По крайней мере, не припомню.
— Почему же именно сейчас ты не хочешь прислушаться к моим словам?
— Потому что считаю твое мнение ошибочным. Пойми, Семф, я не фанатик. И не набираю себе политический капитал. Просто я до конца убежден, что другого такого шанса у нас никогда не было и уже не представится.
— Но это же катастрофа, полный крах для всех нас, для всех тех, кто в прошлом, — и одному Богу ведомо, для скольких еще через параллакс- Да, мы перестанем гадить в собственном доме. Но какой ценой? Ведь мы изгадим все другие дома.
Линах только и развел руками:
— Нам приходится выживать.
Семф медленно покачал головой — с той же печальной усталостью, что выражалась у него на лице:
— Вот бы мне все это прокачать.
— А можешь?
Семф пожал плечами:
— Я все-все могу прокачать. Но то, что останется, будет уже просто ни к чему.
Янтарное вещество поменяло тон. В самой глубине засветилась синева.
— Пациент готов, — сказал Семф. — Прости, Линах. Но еще один — самый последний разок. Держу пари, что ничего толкового тут не добиться. Пожалуйста. Подожди следующей сессии. Совету не следует принимать твое предложение прямо сейчас. Позволь, я проведу еще несколько проверок. Хорошенько гляну, насколько далеко мы выхаркнем этот мусор и какие разрушения это вызовет. Подожди, пока я подготовлю кое-какие отчеты.
