Наталья Иртенина - Железяка и Баламут
Между тем Мышь встал на задние лапки, хлестнул хвостом-кнутиком по полу и важно, с достоинством приблизился к Железяке. Вернее, «перископу», который был Железякой.
– Итак, ты здесь. – Мышь и вправду оказался говорящим. – Прекрасно. Теперь мы можем немного поболтать.
Железяка промолчал, потому что понял, что в отличие от Мыша говорить не может. Попросту нечем.
– Не нужно говорить, – сказал Мышь. – Я понимаю тебя так.
Телепатия, отстраненно подумал Железяка, елки-палки, где это я?
– В зоне перехода, – тут же ответил Мышь. – Так это называется на языке вашего времени. Я буду говорить с тобой на этом языке, чтобы тебе было понятней.
Куда перехода? – подумал Железяка. В параллельный мир?
Прежде чем ответить, Мышь уселся на полу перед ним, скрестив задние лапы на манер йога. Тут только Железяка заметил на его голове поверх ушей тонкий серебряный обруч, а на бордовой жилетке замысловатое золотое шитье – должно быть, какие-то цветы. Видимо, не простой был это мышь, а королевских каких-нибудь кровей. Но сам Мышь никак не подтвердил и не опровергнул эту Железякину мысль. Не счел ее достойной внимания?
– Скорее перпендикулярный. И не мир, а уровень бытия. В ваших компьютерных играх есть уровни. Можешь считать, что ты почти вышел на предпоследний. А это, – Мышь повел лапой вокруг, – портал уровня.
Вышел? А каким это образом я сюда вышел? К тому же совсем не хотел никуда выходить.
– Это ничего, что не хотел. Тебе нужно научиться некоторым вещам, и одна из них такая: хотения ничего не значат. Чаще всего действовать необходимо вопреки хотениям, своим и чужим. Тем ценнее то, что получается в итоге. Что же касается твоего «каким образом», то, конечно, тебе помогли сюда попасть. Но совсем немного. Если бы ты не карабкался сам, мы ничего не смогли бы сделать.
Карабкался? Что-то, наверное, с памятью. Ничего не помню. И зачем это мне было надо – куда-то карабкаться?
– Но ведь ты хотел узнать правду? – Мышь смотрел на Железяку умными глазками-бусинами.
Железяка бросил быстрый смущенный взгляд на невозмутимо пьющего Кота. Действительно – хотел. И что, неужели вот это все – оно самое, ответ на все его вопросы?
– Ручаюсь, он ничего тебе не объяснил. – Мышь махнул лапой пренебрежительно в сторону Кота. – А впрочем, ему и не положено. Это была интересная идея насчет тазика с проводом, только…
Я только хотел, чтобы он заговорил и все рассказал, попытался оправдаться Железяка.
– Где ты видел говорящих котов? – возразил Мышь, но Железяку тем не убедил – ведь говорящих мышей он тоже нигде не видел. – Кстати, его зовут Баламут, – добавил Мышь с таким видом, будто самолично представился Железяке, но, видимо, своего собственного имени раскрывать не собирался. И пояснил: – К нечисти отношения не имеет, но обожает ею прикидываться. В воспитательных целях.
Значит, все-таки я был прав. Меня обрабатывали с заведомой целью. С какой? Зачем я им нужен? – с тоской думал Железяка.
– Правильней будет сказать, не ты, а тебе. Тебе нужен Он. Только ты сам не знаешь про эту свою потребность, как и большинство твоих сородичей. Вы всеми силами искореняете ее в себе, вас теперь учат этому с горшка. Поэтому нам было позволено вмешаться и напомнить тебе кое о чем.
О чем? Что еще за «он»? Кто мне нужен? Ничего не понимаю. Железяка хотел сесть, но тут же вспомнил, что в этом перпендикулярном бытии у него отсутствует седалище. И тут его осенило. Это он про Бога, что ли? Так ведь нет Его? Доказано же, что никакого Бога нет и быть не может.
– Не доказано. Обоснована лишь бесконечность Вселенной. Как вы можете доказать отсутствие чего-либо в ней, если она бесконечна? Но думаю, о Нем говорить с тобой пока рано. В твоих мозгах сейчас много мусора, и ты ничего не поймешь. Даже на шаг не приблизишься к пониманию…
Железяка почувствовал себя оскорбленным. До сего момента Бог ему даром не требовался, но теперь он готов был едва ли не грызться за право приблизиться к Нему и пониманию Его.
– Есть смысл говорить о другом, – продолжал Мышь, – более доступном твоему либеральному мышлению. То, что ты видишь сейчас вокруг, это ворота. Вход в Город.
Надо будет посмотреть, вскользь отметил Железяка.
– В данный момент он закрыт для тебя, – укоротил его желанья Мышь. – Когда-нибудь, возможно, ты войдешь в него. Ничего не могу обещать. Все зависит от тебя. От того, насколько ты усвоишь то, что я сообщу тебе. В вашем мире сейчас все настолько искажено, что для тебя и таких, как ты, это счастливый шанс понять, приблизиться и удостоиться.
А кто сказал, что мне очень туда надо, дал отступного Железяка. Подумаешь, город. Чего я там не видел. Дома, улицы, фонари, аптеки…
– Какие фонари? При чем тут улицы? – Мышь выглядел удивленным и даже чуточку вытаращенным. Красноватые глаза-бусины казались приклеенными к шелковой мордочке.
А что, удивился в свою очередь Железяка. Город, он же и в Африке город.
Мышь молча сделал быстрое, скользящее движение лапой, будто потянул за невидимую веревочку, и Железякин «перископ» внезапно очутился на одном уровне с остроносой усатой мордочкой. Теперь Железяка смотрел прямо в алеющие глаза и представлял себя бабочкой, наколотой на булавку мышьей учености.
– Город – это… родина. Все мы родом оттуда. – Мышь как будто притянул Железяку к себе за галстук для разъяснения ситуации. – Город – Образ сотворенного Мира, каким он был в начале начал. Модель, если тебе так понятнее.
Железяка заинтересовался. Каков масштаб уменьшения?
– Увеличения, мой друг, увеличения. Образ Мира несопоставимо велик, чтобы сравнивать его с миром материальным, в котором живете вы. В действительности вы, люди, меньше, чем кажетесь себе.
Железяка подумал, что где-то уже это было.
– Да, да, твои же слова. Ты говорил, что не знаешь, каким должно быть твоему миру. Я скажу тебе так: это вопрос о том, каким должно быть блудному сыну. Совершенно все равно каким, до той поры, пока не настанет время возвращения домой. Блудный сын – это твой мир. Город – ваш дом, и вас ждут там. Возвращение – единственное, что должно быть. Любые странствования заканчиваются им. Но вы устранствовали слишком далеко и почти забыли, откуда вы родом. Помнят немногие. Их слишком мало, чтобы повернуть колесо вспять… Блудный сын, ты должен вернуться сам и хотя бы попытаться привести к Начальному Образу твой мир, – быстро закруглился Мышь.
Я? Как это? Почему я? Слова Мыша заставили Железяку трепетать и ужасаться. Ведь он никогда не принадлежал к сильным мира своего, отчего же возлагают на него столь непомерную и такую непонятную ношу?
– Не все ли равно кто. Раз уж этот алкоголик, – Мышь махнул хвостом, указывая на Кота, который приговаривал, жмурясь, очередную рюмочку, – пришел к тебе, значит, тебе и выпало. Может, ты ему понравился?
