Пер Валё - Гибель 31-го отдела
— У вас нет повода огорчаться. Очень хорошо, что все так кончилось. Разумеется, у служащих концерна было больше возможностей распутать дело. Точное знание персонала и внутренних взаимоотношений давало им определенное преимущество.
Иенсен молчал. Начальник дышал прерывисто и неровно.
— И еще одно, — сказал он.
— Слушаю.
— Я с самого начала говорил вам, что ваша задача — разобраться с анонимным письмом, не так ли?
— Говорили.
— Другими словами, что вам незачем обращать внимание на всякие побочные детали, которые могут всплыть в ходе следствия. Как только вы снимете показания с этого шутника, можете считать дело закрытым. И забыть все, что к нему относится. Ясно?
— Ясно.
— Думаю, что эта история кончилась ко всеобщему удовольствию… включая вас и меня, как я уже говорил.
— Понимаю.
— Вот и хорошо. До свиданья.
Иенсен повесил трубку, вернулся в ванную, добрил вторую щеку, оделся, выпил чашку горячей воды с медом и прочел утреннюю газету. Все это без спешки.
Хотя движение было не такое интенсивное, как обычно, Иенсен ехал на малой скорости, и, когда он добрался до участка и отогнал машину на стоянку, часы показывали уже половину десятого.
Целый час он просидел за столом, не заглядывая ни в донесения, ни в заготовленный список адресов. Потом он вызвал начальника патруля, передал ему белую карточку и сказал:
— Соберите сведения об этом лице. Все, какие можно. И поскорей.
Он долго стоял у окна и глядел, как санитары дезинфицируют камеры. Раньше чем они успели завершить свою работу, два полицейских в зеленой форме доставили первого алкоголика. Немного спустя позвонил тот полицейский, который в свое время был откомандирован на почту.
— Вы где находитесь?
— В центральном архиве периодических изданий.
— Есть какие-нибудь результаты?
— Никаких. Продолжать?
— Продолжайте.
Еще через час, никак не меньше, вернулся начальник гражданского патруля.
— Докладывайте.
— Двадцать шесть лет. Сын известного коммерсанта. Семья считается весьма состоятельной. Время от времени сотрудничает в еженедельниках. Получил хорошее образование. Холост. Судя по некоторым данным, ему протежируют сами шефы, скорей всего ради его фамильных связей. Характер… Он наморщил лоб и принялся внимательно изучать записи, словно не мог разобрать собственный почерк. После этого он продолжал: — Неустойчивый, порывистый, обаятельный, с чувством юмора. Склонность к довольно смелым шуткам. Нервы плохие, ненадежен, быстро утомляется. Семь раз страдал запоем, дважды принудительно лечился от алкоголизма… Одним словом, портрет неудачника, — завершил свой доклад начальник патруля.
— Ну и достаточно. — сказал Иенсен.
В половине первого он велел принести из буфета два яйца всмятку, чашку чаю и три белых сухарика. Позавтракав, надел китель и фуражку, спустился вниз, сел в машину и поехал в южном направлении.
Указанную квартиру он нашел на третьем этаже обыкновенного доходного дома. На звонок никто не вышел. Он прислушался, и ему показалось, что из-за двери доносятся чуть слышные звуки гитары. Подождав минуту, Иенсен повернул дверную ручку. Дверь была не заперта, и он вошел в квартиру, стандартную квартиру из двух комнат, передней и кухни. Стены в первой комнате были голые, окно не занавешено. Посреди комнаты стоял стул, на полу возле стула — пустая бутылка из-под коньяка. На стуле сидел раздетый мужчина и перебирал струны гитары.
Чуть наклонив голову, он взглянул на посетителя, но играть не перестал и ничего не спросил.
Иенсен прошел в следующую комнату. Там тоже не было ни мебели, ни ковров, ни занавесок, но зато на полу лежали несколько бутылок и груда одежды. В углу на тюфяке спала женщина, укрытая простыней и одеялом, спала, уткнувшись носом в подушку. Одна рука у нее съехала на пол, и как раз на расстоянии вытянутой руки перед ней лежали сигареты, коричневая сумочка и пепельница.
Воздух здесь был тяжелый и затхлый, пахло спиртом, табаком, человеческим телом.
Иенсен открыл окно.
Женщина подняла голову и бессмысленно посмотрела на него.
— Вы кто такой? — спросила она. — Какого черта вы здесь ковыряетесь?
— Птичка, это сыщик, которого мы ждали весь день! — крикнул гитарист из соседней комнаты. — Известный сыщик, который явился уличить нас.
— А пошел ты… — сказала женщина и опять уронила голову на подушку.
Иенсен приблизился к тюфяку.
— Предъявите ваше удостоверение личности, — сказал он.
— А, пошел ты… — сонно сказала она лицом в подушку.
Иенсен нагнулся, поднял сумочку и после недолгих поисков нашел удостоверение. Посмотрел анкетные сведения: девятнадцать лет. В верхнем правом углу Иенсен увидел две красные пометки, довольно отчетливые, хотя кто-то явно пытался стереть их. Две пометки означали два привода за пьянство. После третьего отправляют на принудительное лечение.
Иенсен вышел из квартиры и в дверях сказал гитаристу:
— Я вернусь ровно через пять минут. К этому времени потрудитесь одеться.
Он спустился к машине и вызвал по радиотелефону полицейский автобус. Автобус прибыл через три минуты, и Иенсен с двумя полицейскими снова зашел в квартиру. Гитарист за это время успел надеть штаны и рубашку. Он сидел на подоконнике и курил. Женщина по-прежнему спала.
Один из полицейских достал алкогольный тестер и, приподняв с подушки голову женщины, сунул ей в рот раструб прибора.
— Дохните, — скомандовал он.
Кристаллик в резиновом пузыре тотчас позеленел.
— Одевайтесь, — сказал полицейский.
Женщина сразу проснулась, села и дрожащими руками натянула простыню на грудь.
— Нет, — сказала она. — Вы не смеете. Я ничего не сделала. Я здесь живу. Нет, вы не смеете. Не надо, ради бога, не надо.
— Одевайтесь, — повторил полицейский с прибором и кончиком башмака придвинул ворох одежды к ее постели.
— Не хочу! — закричала она и отшвырнула ворох чуть не до дверей.
— Заверните ее в одеяло, — приказал комиссар Иенсен, — и поскорей.
Она повернулась к нему резко, молча, испуганно. Правая щека у нее была красная и помятая от подушки, черные, коротко остриженные волосы сбились в ком.
А Иенсен вышел в другую комнату. Гитарист по-прежнему сидел на подоконнике. Женщина плакала, пронзительно, взахлеб, и, должно быть, сопротивлялась, но все это заняло очень немного времени. Минуты через две полицейские одержали победу и увели ее. Иенсен заметил время по часам.
— Неужели это было так необходимо? — спросил мужчина, не вставая с подоконника.
Голос у него был звучный, но неуверенный, и руки дрожали.
— Значит, это вы написали письмо? — спросил Иенсен.
