Пер Валё - Гибель 31-го отдела
Иенсен все стоял. И по-прежнему не произносил ни слова. Хозяин осушил второй стакан и со стуком поставил его на стол. Руки у него дрожали.
— Ну, действуйте, действуйте, — сказал он, покорившись судьбе. Значит, ничего не поделаешь. Значит, придется все это оставить.
Он еще раз подошел к шкафу и возобновил прежние манипуляции со стаканом.
Иенсен раскрыл блокнот и достал авторучку.
— Когда вы ушли оттуда? — спросил он.
— Осенью. Десятого сентября. Этот день я никогда не забуду. И время, которое ему предшествовало, тоже нет. Это было страшное время, не лучше, чем нынешний день.
— Вы досрочно ушли на пенсию?
— Попробуй не уйди. Они меня заставили. От хорошего отношения, ни от чего другого. У меня даже есть медицинское заключение. Они все предусмотрели. Порок сердца, сказали они. “Порок сердца” — это звучит. Хотя на самом деле я был здоров как бык.
— А размер пенсии?
— Месячное жалованье. Я до сих пор такую получаю. Господи, ведь для них это гроши по сравнению с теми суммами, которые они выплачивают налоговым инспекторам. Кстати, они в любой момент могут прекратить выплату. Я ведь подписал бумагу.
— Какую бумагу?
— Они называют это объяснительной запиской. Ну, признание своего рода. Вы, наверно, его читали. Отказ от этого дома, где мы находимся, и от всех денежных средств. Они заверили меня, что это чистейшая проформа, что они в жизни не воспользуются моей запиской без крайней необходимости. Я, конечно, никогда не строил иллюзий. Я только не думал, что крайняя необходимость наступит так скоро. Я долго уговаривал себя, что они не посмеют привлечь меня к ответственности, не решатся на открытое судебное разбирательство, не пойдут на скандал. Я сижу у них на крючке, а это добро, — он обвел рукой вокруг себя, — вполне вознаградит их за все затраты, как ни велика покажется сумма на первый взгляд.
— А точнее?
— Около миллиона. Скажите, а я непременно должен это вспоминать? Устно… и здесь… у меня?
— Все наличными?
— Нет, примерно половину. Да и то в рассрочку на много лет. А вторую половину…
— Да, да?
— Вторую выплатили стройматериалами, транспортом, рабочей силой, бумагой, конвертами… Этот паразит все просчитал, бьюсь об заклад, что он просчитал даже скрепки, клей и тесьму для папок.
— Кто?
— Мерзавец, который оформлял эту историю. Их любимчик, их цепной пес, господин директор издательства. Их самих я и в глаза не видел. Они не желают пачкать руки, сказал директор. И никто ничего не узнал. Это нанесло бы концерну невосполнимый ущерб, сказал директор. Дело было как раз перед выборами. Я догадывался, что им важно только переждать, пока пройдут выборы.
Говоря это, он все тер и тер лицо носовым платком. Платок уже весь посерел и вымок.
— А что вы хотите со мной сделать?
— Когда вы перестали там работать, вам был вручен диплом, своего рода поздравительный адрес?
Хозяин вздрогнул.
— Был, — вяло сказал он.
— Будьте любезны, покажите мне его.
— Сейчас?
— Вот именно.
Хозяин встал пошатываясь, привел в порядок выражение лица и вышел из комнаты. Через несколько минут он вернулся с дипломом в руках. Диплом был вставлен под стекло в золотую рамку. На нем стояли подписи шефа и издателя.
— Должен быть еще один лист, первый, где ничего не написано. Куда вы его дели?
Хозяин растерянно воззрился на Иенсена.
— Понятия не имею. Наверное, выбросил. Помнится, я просто отрезал его, когда заказывал рамку.
— А поточнее не можете сказать?
— Не могу, но скорей всего я его действительно выбросил. Да, да, теперь припоминаю. Отрезал. Отрезал и выбросил.
— Ножницами?
— А чем же еще? Конечно, ножницами.
Он глянул на диплом и взмахнул рукой.
— Какой обман! — простонал он. — Какое гнусное лицемерие, какой подлый обман!
— Да, — согласился Иенсен.
Он захлопнул блокнот, сунул его в карман и встал.
— До свиданья.
Хозяин вытаращил глаза.
— А когда вы… вернетесь?
— Не знаю, — сказал Иенсен.
Юнец за это время не переменил позы, но сейчас он изучал в журнале гороскопы и даже проявлял при этом некоторые признаки интереса.
Когда Иенсен выехал в обратный путь, на дворе уже была ночь и в заброшенных поселках торчали дома, словно шеренги черных призраков среди дремучего леса.
Иенсен не стал даже заезжать на работу, а прямиком отправился домой. Он только завернул по дороге в кафе и хотя понимал, к чему это приведет, съел три бутерброда и выпил две чашки черного кофе.
Кончился четвертый день.
16
Телефон зазвонил раньше, чем Иенсен успел одеться. Будильник показывал пять минут седьмого, и Иенсен стоял и брился перед зеркалом в ванной. Ночью его отчаянно донимали колики, теперь боль немного отпустила, но под ложечкой все равно сосало.
Он сразу понял, что звонок служебный, он сам никогда не пользовался телефоном для частных разговоров и другим не разрешал.
— Иенсен! — вскричал начальник полиции. — Где вас черти носят?
— В нашем распоряжении еще три дня.
— Я не совсем точно выразился.
— Я только-только приступил к допросам.
— Да я не про ваши темпы, честное слово.
Эта была одна из тех фраз, на которые не знаешь что ответить.
Начальник хрипло прокашлялся.
— На наше с вами счастье, вопрос уладился и без нас.
— Уладился?
— Да, они сами разыскали виновника.
— Кто же он?
— Один из служащих концерна. Как мы и предполагали с самого начала, причиной всему была глупая шутка. Пошутил один из служащих, журналист. Судя по всему, это чрезвычайно разболтанный молодой человек, одержимый всякими завиральными идеями. А вообще-то он славный парень. Они его подозревали с первой минуты, хотя и не позаботились сообщить нам об этом.
— Понимаю.
— Скорее всего, они не хотели высказывать непроверенные подозрения.
— Понимаю.
— Как бы то ни было, инцидент исчерпан. Они решили не возбуждать против него дела. Они примирились с убытками, они проявили великодушие. От вас требуется только одно: снять с него показания. И можете поставить точку.
— Понимаю.
— У меня есть его имя и адрес. Запишите.
Иенсен записал имя и адрес на обратной стороне маленькой белой карточки.
— Я думаю, для вас будет лучше, если вы спихнете это как можно скорей — и дело с концом.
— Да.
— Потом оформите все обычным порядком. Учтите, что они в данном случае хотели бы ознакомиться с материалами следствия.
— Понимаю.
— Иенсен!
— Слушаю.
— У вас нет повода огорчаться. Очень хорошо, что все так кончилось. Разумеется, у служащих концерна было больше возможностей распутать дело. Точное знание персонала и внутренних взаимоотношений давало им определенное преимущество.
