Грег Бир - Корпус-3
Мальчик идет впереди, девочка отстает шагов на пять-шесть. Женщина позади меня, слишком близко. Мы проходим метров сорок, мимо шести комнат с каждой стороны, и внезапно воздух остывает. Складывается впечатление, что здесь холодно всегда.
Одна из дверей больше остальных, за ней еще один длинный коридор, в конце которого виден голубоватый свет.
Женщина останавливается, делает знак рукой, снова поворачивает налево. Осолонь. Мне кажется, что осолонь — добрый знак, но не исключено, что я и ошибаюсь.
— У кого-нибудь есть карта? — спрашиваю я.
— Нам она не нужна, — отвечает мальчик. — Мы редко отсюда уходим.
Я обращаюсь к женщине:
— Откуда взялись все эти твари — та, что в саду, зуборылы, уборщики?
— Некоторые из них — факторы. Больше я ничего не знаю.
— Ей кажется, что она должна это помнить, — говорит мальчик. — Но извергнуть из себя информацию она не может. — Засунув палец в рот, он изображает рвоту, затем проводит влажным пальцем по лбу и морщится. — И это ее бесит.
— Все должно быть по-другому, — соглашаюсь я.
— Я никакого Сна не знаю, — продолжает мальчик. — И мне так даже лучше. Ты полагаешь, что это корабль, а мне кажется, что это просто бесконечная штука с людьми.
Он ведет меня налево, в еще один коридор, — расширяясь, тот переходит в трубу. Мы идем по длинному цилиндру, по сторонам которого в ряд стоят прямоугольные стеклянные ящики. Здесь холод другой — у него есть цель. Освещение постепенно становится сапфировым, словно мы внутри ледника. Про ледники я знаю только то, что они были на нашей планете. Ледяные горы, текущие, словно реки…
Передо мной встает образ — стена синего льда и белого снега, по ней карабкается человек. Воспоминание настолько запутанное, что делиться им с другими я не хочу. Ледник. Чувства и образы, вызванные этим словом, завораживают; будь я один, остановился бы, закрыл глаза и стал наслаждаться визуальными и даже тактильными воспоминаниями — скольжение на длинных досках, полярные шапки, кубики, прыгающие в замерзших бокалах сладкого чая и лимонада, — целая жизнь, полная ледяных вещей, совсем не похожая на этот жестокий мороз.
— Пока она не скажет, не смотри, — предупреждает мальчик.
Я не могу удержаться и смотрю. Ящики покрыты инеем. Мы проходим мимо десятка, второго — то же самое.
— Стой, — говорит женщина.
Мальчик по-прежнему наблюдает за мной с жуткой ухмылкой.
Повсюду голубой свет. Новые заиндевевшие ящики. Мои ноги стынут. Девочка отстала — я ее не вижу.
— Как в морозильнике. — Я вспоминаю вкус бифштекса, баранины и свинины — разных видов мяса, которое нужно хранить в холоде, чтобы оно не испортилось. Впрочем, здесь вместо мяса что-то другое. Снова это слово — рыба. Замороженная рыба, сложенная в штабеля, словно пиломатериалы.
— Мы все когда-нибудь превратимся в мясо, — говорит женщина, радуясь моему выражению лица и тому, что наши мысли, похоже, снова совпали.
— Нам здесь не место, — замечаю я.
— Пока мы живы — да, — соглашается мальчик.
— Этот, — говорит женщина. — Смотри внимательно. — Она наклоняется и стирает иней. Ящик набит теми же спальными коконами, которые я уже видел. На этот раз они расправлены и сложены по три или больше.
В каждом коконе труп. Некоторые сильно повреждены — зияющие раны, оторванные конечности и головы. Тела бесцветны, если не считать ледниковой голубизны.
— Все мертвы? — спрашиваю я.
— Смотри внимательно, — требует мальчик и нагибает мою голову вперед. Я хочу сопротивляться, врезать ему… но ничего не делаю. Мой нос почти касается прозрачной стенки ящика, такой холодной, что моя кожа сейчас пристынет к нему.
В нескольких сантиметрах от меня, за стенкой, голова. Мужчина. Коконы слишком короткие, чтобы служить саванами. Лицо застыло, глаза пустые, рот открыт. Ниже пояса кокон провисает: ног нет.
Я не сразу понимаю, что именно — кто именно — передо мной находится.
Черты лица те же, цвет волос, вероятно, тоже. Я наклоняюсь и стираю иней с ящика. Ниже — другое тело. Еще одно лицо в профиль. Я встаю на цыпочки и бешено стираю иней. У этого трупа нет головы, а тот, что над ним, лежит ко мне спиной.
Оттолкнув мальчика, я иду к противоположному ряду. Прыгаю, заглядывая в другие ящики. Тела наверху, внизу, со всех сторон. Я поворачиваюсь к следующему ряду; ладонь уже горит от холода, но мне все равно. Я смахиваю иней другой рукой.
Десятки ящиков, сотни замороженных тел; ряды, уходящие в сапфировую даль. Я уже осмотрел двадцать или более ящиков. Все лица похожи на меня. Все одинаковые.
— Понял? — спрашивает мальчик, дрожа от волнения.
Женщина грызет ногти.
Новые слова и воспоминания ничего не значат. Не хочу думать, не хочу понимать. Хочу быть пустым.
— Нельзя здесь оставаться, когда придет сила тяжести, — говорит женщина.
Она нежно берет меня за руку и ведет по длинному коридору, затем направо, прочь из синевы, к теплым комнатам, где людям дают еду, где живые люди находят теплый прием.
Меня вталкивают в нагретое помещение. Нас встречает цветочная сладость джунглей. Я падаю на подушку и плачу — рыдаю, как ребенок.
Мальчик наблюдает за мной с удовольствием, женщина — с удивлением.
— Все не так плохо, — говорит она успокаивающе. — Ты всегда возвращаешься.
Я уже был здесь. Отрицать увиденное невозможно. Я был здесь сотни, тысячи раз — пытался сделать то, для чего я предназначен… И каждый раз терпел поражение.
Каждый раз я умирал.
Часть II
Дьявол
— Ты видел такую же, как я? — спрашивает девочка. Я выхожу из глубокого ступора и переворачиваюсь на другой бок. У меня жар.
Кто-то засунул меня в кокон. По ощущениям в мышцах я понимаю, что проспал замедление и снова действует сила тяжести.
Со стоном я вылезаю из кокона, тяжело дыша и обливаясь потом.
Девочка протягивает мне бутылку с водой. Я сажусь и пью.
— Ты видел такую же, как я? — с надеждой повторяет девочка.
— Такую же, как ты. — Я делаю еще один глоток. Огни становятся ярче.
— У нее была книга?
— Да.
— Ты ее читал?
— Не было времени. Я хотел вернуть книгу… даже приберегал припасы, но…
Девочка кивает.
— Куда она шла?
— Она хотела идти вперед.
Через круглую дверь между объединенными «домиками» входит женщина и стоит, кусая ногти.
— Вот теперь ты действительно вернулся, — говорит она.
На это мне нечего ответить.
