Александр Соколов - Эпоха покаяния
Живот Аюна громко затребовал пищи. Юноша заёрзал на твёрдом стуле, водя носом, словно кот в прихожей. Он уже было хотел посмотреть на процесс, встал, отодвинув стул, но Дмитрий поспешил его осадить:
— Не заходи, будь любезен. Хочу сделать нам обоим сюрприз.
Из кухни донеслось шипение, потом бульканье. В воздухе поплыл невероятно вкусный и незнакомый аромат.
— Знаешь, мне так надоело жрать дикое мясо. Хочется нормальной домашней стряпни, о которой ты, наверное, понятия не имеешь. Ну, что же, будешь просвещаться.
Снова раздалось шипение, перестук кухонной утвари. Явно что-то разрезалось, переворачивалось. Дмитрий насвистывал, потом свист прервался.
— Ух ты, — донеслось из кухни. — Неужели всё ещё работает? Проверим. Думаю, вот это подойдет.
В кафе зазвучала старинная музыка. Аюн не знал, что она может вызывать бурю эмоций. Он откинулся на спинку стула, закрыл глаза и слушал, слушал. А старинная мелодия лилась со всех сторон, и в её плавном ритме юноше чудились завывание ветра, шёпот листвы под шум дождя, крики улетающих на юг птиц, извечная борьба добра со злом, безмерное счастье и страшное горе. На его красивом лице попеременно отражались все эмоции, которые только может переживать человек. Губы сжимались и расслаблялись, их уголки то ползли вверх, то опускались вниз, ноздри раздувались, веки трепетали, по лбу пробегали лёгкие облачка, которые тут же таяли без следа.
Сколько времени юноша провел в этом состоянии, он понятия не имел. В реальность его вернул знакомый голос:
— Не думал, что тебя так проймёт, — улыбаясь, сказал Ляховский.
Юноша встрепенулся, торопливо протёр глаза и уставился на огромный поднос. Что-то булькало в небольших горшочках и источало такой аромат, что Аюн едва не захлебнулся слюной. Он вытянул голову вперёд и нетерпеливо заёрзал на стуле. Ляховский, ещё раз улыбнувшись, поставил перед юношей горшочек, открыл крышечку:
— Ну, приятного аппетита. Кстати, это вилки и ложки. Смотри на меня и учись.
Но было уже поздно. Аюн схватил горшочек, поднял над головой, перевернул и, обжигаясь, принялся жадно трясти. Содержимое падало к нему в рот, мгновенно перемалывалось, и дальше, не успев остыть как следует, по пищеводу попадало в желудок.
Дмитрию оставалось только горестно вздохнуть. Он взял в руку вилку, подцепил хороший кусок, не торопясь отправил его в рот, разжевал и проглотил. Юноша, заметив это, шумно вытер губы рукавом. Подражая пришельцу, он тоже взял в руку столовый прибор, погрузил его в горшочек. Наколол кусок, степенно положил в рот, принялся жевать. Он разобрал, что еда состояла из птичьего мяса, зелени, грибов, орехов и какой-то непонятной жёлтой тягучей массы, которая обволакивала всё это. В итоге получалось невероятно вкусно. Жареная лосятина и рядом не стояла.
Путешественники наелись до отвала. Внезапно Ляховский перестал жевать. Он заметил маленький значок, невзрачную маркировку, нанесённую на банку. Значок состоял из трёх заглавных букв на фоне зелёного листа, которые были обведены белым квадратом. Пришелец живо вытряхнул из мешка все продукты и принялся крутить их в руках. Аюн вопросительно смотрел на напарника, не решаясь задавать вопросы.
— Чёрт бы вас всех побрал, — непонятно к кому обратился Ляховский. — А впрочем, чего я хотел? — тут же спросил он сам себя уже тише. — Видимо, они были вынуждены так поступить.
— О чём ты говоришь? Скажи!
— Вся эта еда лежит тут не одну сотню лет. Даже замороженная, она не смогла бы так долго храниться. Мясо из банок, которое мы с тобой ели тогда, в лесу, заготовлено всего несколько лет тому назад. А вот эта свинья, — Дмитрий бросил на стол заледенелый кусок, — была забита задолго до нашего с тобой рождения. И ничего, лежит это мясо, не портится. Я даже уверен в том, что если мы его с тобой сейчас разморозим, ему тоже ни хрена не сделается.
— Но мясо же гниёт.
— Нормальное мясо — да. А это — нет, потому что его изменили. Точнее, не мясо, а свинью изменили. Как бы так объяснить то… Помнишь, как ты отравился орешками? Вижу, что помнишь. Так вот, мясо тоже поедают живые существа, только они очень маленькие. Глазами не увидеть. Называются они бактериями. Так вот, люди придумали, как сделать мясо для них несъедобным. Конечно, не от лучшей жизни, а потому, что это было нужно для выживания.
Аюн замолчал. Ляховский горько усмехнулся.
— Помнишь, я говорил об ошибке природы? А ты ещё тогда сказал, что природа их не делает, а только исправляет. Ты оказался прав. Ошибку совершили люди. Эта еда опасна. Если будем долго её есть, то уже не сможем родить нормальных детей. Будут такие вот деграданты, как те, которых мы перебили. Кстати, ещё неизвестно, перебили ли. Подземный комплекс гигантский. Вполне возможно, где-нибудь есть другое хранилище продуктов.
Тут Ляховскому пришла в голову идея:
— А, ну-ка, давай вернёмся на медицинский уровень. Что-то мне подсказывает, что лекарства там вовсе даже не испорчены. Наука на месте не стояла.
Путешественники заскочили в лифт, который мягко заскользил вниз. Дмитрий ещё раз внимательно осмотрел упаковки. Он издал удивлённый и торжествующий возглас, потряс картонной коробочкой над головой:
— Ура, приятель! Аллилуйя! Им всё-таки это удалось! Уф, теперь мы защищены от многих неприятностей, которые могут ожидать нас в будущем. Вот ещё бы на «военный» попасть.
— Ну так ведь эти… Как ты сказал? Де-гра-дан-ты? Да. Они же находят еду. Может есть другая дорога.
— Хм, а ведь ты вполне можешь оказаться прав. В очередной раз прав. Ну, и что ты предлагаешь?
— Вернёмся туда, где мы бились. Любой зверь оставляет после себя следы. Мы их найдём и пойдём по ним.
— Принимается, дружище! С удовольствием принимается. Только сначала нужно позаботиться о безопасности. Что-то мне не хочется снова оказаться в темноте. Тут всё на ладан дышит, и как бы не накрылось медным тазом. Ну, это поговорки такие, не обращай внимания.
— Моя мама так однажды сказала. Я знаю.
— В общем, нам нужны палки, тряпки и какая-нибудь горючая жидкость. Поехали на «хозяйственный» уровень. Посмотрим, что там есть.
В обширной горизонтальной штольне оказалось великое множество всяческих диковинных для Аюна штуковин. Дмитрий же равнодушно взирал на весь этот хлам. Он бродил между рядами стеллажей, заглядывал в ящики, что-то крутил в руках и шёл дальше.
Наконец, он нашёл то, что искал: швабры, тряпки и верёвки. Пришелец тут же отломал у них насадки, затем с усилием открыл большую металлическую ёмкость с неприятно пахнущей жидкостью, которая по своей консистенции напоминала кисель, в которой старательно вымазал тряпки. Отяжелевшую ткань он плотно намотал на палки. Таким образом, путешественники получили пять факелов, каждый из которых мог непрерывно гореть в течение получаса.
— Думаю, нет смысла идти к месту стычки. Ничего нового мы там не увидим. Нужно осмотреть другие туннели, которые ведут к жилым помещениям, — высказал свою мысль Ляховский.
— Я хочу осмотреть входы.
— И ты надеешься там найти следы?
— Угу. Я же охотник.
Путешественники вернулись к коридору, из которого вышли несколько часов назад. Они решили начать поиски с соседнего туннеля и, постепенно двигаясь по часовой стрелке, обойти их все.
Аюн самым тщательным образом осматривал стены и потолок. По иронии судьбы, маленький клочок шерсти, застрявший в щели, юноша нашёл только в последнем коридоре. Если бы путешественники шли наоборот, против часовой стрелки, то времени бы понадобилось намного меньше.
Аюн выгреб бурую шерсть, растёр пальцами, понюхал, после чего показал напарнику.
— Они пришли оттуда, — проговорил он и указал пальцем на туннель. — Шерсть свежая. Вот, смотри, она блестит от сала. Корни волос влажные.
— Ну, тогда идём туда.
Двое людей шагнули в полумрак. Над ними послушно загорелась и заморгала лампочка. Быстрым шагом они стали удаляться от выхода в даунтаун. Туннель гудел под тяжёлыми берцами Ляховского.
— Не хотел тебе говорить, но, похоже, придется, — вдруг выдавил из себя Дмитрий. — У нас большая проблема — кончились патроны. А без них моя пушка не опаснее камня за пазухой. Последнего деграданта, которому ты так ловко снёс башку вместе с руками, я видел, но застрелить не смог. К сожалению твой меч, сколь бы острым он ни был, не сможет нас защитить от толпы.
— Возьми свой нож. Он тогда спас мне жизнь. Ну, когда мы расстались.
— Не вспоминай, — скривился Дмитрий, покачав головой. — Мне становится стыдно за себя. Каким же я был болваном. Хотя нет, не болваном. Напыщенным идиотом, возомнившим себя по меньшей мере полубогом. Геракл нашего времени выискался, ****ь. Но ты быстро меня поставил на место.
— «Что было, то прошло» — так говорила моя мама. А ещё она говорила, что кто прошлое помянет…
