Орсон Кард - Дети разума. Тень Эндера
И все. Единственное, за что может зацепиться взгляд особо эрудированного читателя, — это город Солт-Лейк-Сити в штате Юта. Знаменит он тем, что там расположен главный храм Мормонов. А если добавить, что Кард получил воспитание в этой весьма колоритной религиозной общине, по сей день является практикующим проповедником (у мормонов, как и у прочих протестантских общин, институт рукоположения отсутствует) и два года добровольно служил миссионером в Бразилии, — то многое становится ясно.
По крайней мере все его произведения после этой дополнительной информации читаются по-новому. И чтобы понять их в полной мере, нужно хотя бы в общих чертах представлять себе, кто такие мормоны и что за религию они исповедуют.
Мормоны — течение внутри протестантизма (официально именуемое «Церковью Иисуса Христа святых последнего дня»), которое зиждется на крепком и весьма колоритном фундаменте. Секрет замеса — в сочетании нескольких ингредиентов, каждый из которых сам по себе ничего из ряда вон выходящего не представляет. Но вот их комбинация…
Это, во-первых, семья — как основа основ человеческого сообщества. Причем, мормоны допускали и полигамию, за которую их долгое время преследовали, пока они добровольно-принудительно не отказались от своего «пережитка» (вот смысл моей реплики по поводу «единственной жены Карда»: он — мормон современный, цивилизованный!). Во-вторых, ощущение собственной уникальности и избранности (впрочем, этим одержимы все без исключения конфессии).
Далее — мессианство, проистекающее из причудливой мифологии мормонов, чья цель — «собрание племен израилевых и восстановление истинной христианской церкви». В их священном писании — Книге Мормона — утверждается, в частности, что потомками ветхозаветных «племен израилевых», растерявшихся во время блуждания по пустыне, являются коренные жители североамериканского континента! Наконец, добавим еще обязательное присутствие лидера-харизматика, плюс выкованную за долгие годы гонений внутреннюю стойкость членов общины.
Немудрено, что характер и убеждения будущего писателя его духовная семья воспитала соответствующие. Во всяком случае, мало кто в американской фантастике может быть поставлен на одну доску с Кардом во всем, что касается искусства проповеди, донесения до читателя благой Вести. Причем, Кард умудряется еще и облечь свою проповедь в такую увлекательную сюжетную облатку, что «паства» досиживает до конца службы, разинув рты от восхищения!
Тут, правда, палка о двух концах. Многие читатели (особенно, подозреваю, это касается наших, для коих мормоны — что-то уж совсем из Туманности Андромеды), завороженные ярким сюжетным фантиком, могли этой Вести вовсе не расслышать. А ведь проповедник так старался…
Впрочем, лучше любого «ликбеза» о том, кто такие мормоны и чего они хотят, расскажут произведения их достойного ученика — Орсона Скотта Карда.
Свое писательское кредо он излагает так:
«Оглядываясь назад, оценивая все мною написанное, я и сам вижу, сколь навязчиво в нем повторяются одни и те же мотивы и темы. Некоторые были замечены рецензентами, а за иные меня даже поругивали в прессе. Что ж, в момент написания конкретных книг я об этом как-то не задумывался — по-видимому, эти мотивы и темы были отражениями неосознанных (хотя для меня и бесспорных) моральных убеждений.
Мои герои почти всегда добровольно взваливают на себя ответственность за судьбу сообщества, в котором выросли, — хотя их часто об этом не просят. И почти всегда они готовы терпеть — и терпят — невыносимые страдания, несут жертвы ради спасения своей „семьи“, если понимать под этим общину. Некоторые склонны видеть в этом проявление бессмысленного насилия; я же нахожу, что подобная жертвенность есть проявление высшего смысла человеческой натуры, врожденное богоподобие человека, отрицающего расхожее представление о своей будто бы греховности с момента рождения.
Видимо, этим и объясняется то, сколь часто моими героями оказываются дети или иные существа изначально невинные. В будущем им предстоит взвалить на свои плечи ответственность, которую они не в состоянии вынести — и все-таки они делают это! Вне зависимости от того, дети это или взрослые, мои герои чаще всего изолированы от сообщества, которое поддерживают.
Обычно это связано с каким-то исключительным врожденным даром — или столь же исключительной слабостью; при том, что слабости или боль они осознают быстро и без усилий, а вот дремлющие в них добродетели — не всегда и не сразу.
Они обычно планируют свои поступки, будущую жизнь (или кто-то планирует ее за них), однако все эти планы реализуются лишь частично. Тем не менее все деяния и свершения моих героев — результат лишь их собственного выбора, действий и усилий. Они никогда не становятся игрушками в руках каких-то надмирных богов; более того, и высшие существа в достижении своих целей — явно или неявно — но также оказываются зависимыми от своих созданий!
И последнее. Все мои произведения пронизывает одно простое, но крепкое убеждение: человек способен к совершенству. Хотя бы к частичному — стоит только пожелать и сделать».
Действительно, через все без исключения произведения Карда проходит сквозная тема взросления и моральной трансформации человеческой личности, соответствующей мифологическому обряду инициации. Его герой из подростка — умного и амбициозного, но в то же время равнодушного и зависимого от других, — превращается в мужчину, мудрого, волевого и ответственного. И автор никогда не забывает о своем миссионерском призвании, неизменно вынося героям моральную оценку.
Однако будь Кард только лишь религиозным проповедником, вероятно, книги его, если бы и не занимали верхние строки списков бестселлеров, то уж никак не по ведомству научной фантастики. Он же вдобавок к сильному дару религиозного убеждения обладает и несомненным даром рассказчика. Как метко сказал английский критик Джон Клют: «Кард не может не рассказывать увлекательные истории, для него это как бы добровольно принятая схима, обет, служение. Если он в чем-то гениален, то это гениальность прирожденного рассказчика. Если у него есть главный недостаток, так это невыветривавшийся дух миссионерства — нести людям благую Весть для него обязанность почетная, но одновременно пафосная и героическая».
Снова предоставлю слово самому Карду. Как всякий проповедник, он на короткий вопрос: «Ваш творческий метод?» — всегда готов прочитать целую лекцию:
«Когда я рассказываю читателю свои истории, то, в основном, следую внутреннему ощущению происходящего: что именно должно произойти с моими героями, что важно и что достоверно. Я не подписываюсь ни под каким литературным манифестом, не следую ни одной литературной догме и ни разу не приступал к сочинению романа или рассказа с изначальным представлением, что на данный момент считается „литкорректным“.
Фактически, меня интересует не написание рассказа (story writing), а само рассказывание историй (storytelling). Мне кажется, искусство рассказывания невозможно преподать; это какой-то особый дар — умение создавать у слушающих или читающих ощущение ложной памяти, как будто они слышат или читают историю частично знакомую. Ту, что вызывает смутные отголоски в их сознании.
Мои читатели быстро обнаружат, что в моей так называемой „научной фантастике“ собственно науки — кот наплакал. Я использую свободу, данную жанром, для того, чтобы создавать ситуации, в которых могли бы развертываться мои истории, но никогда не пытаюсь предсказать или описать будущее. Ни разу не пробовал написать утопию или рапсодию на тему будущей инженерии; с другой стороны, меня мало волнует мода дня — поэтому вы почти не встретите в моих произведениях модных тем, будь то наркотики, рок-музыка, движение за мир или ядерная война. Равным образом я равнодушен к чисто литературному эксперименту: большинство сегодняшних так называемых литературных экспериментов — худшие повторения ошибок и неудач модернистской литературы начала века».
В лидеры американской science fiction (в меньшей степени это относится к жанру фэнтези) писатель вырвался стремительно и неудержимо. Пройдя в середине 1970-х годов горнило знаменитого семинара молодых фантастов Кларион, Кард дебютировал в 1977-м повестью, сразу же номинированной на премию «Хьюго». И уже в следующем был отмечен первым высоким трофеем: Премией имени Джона Кэмпбелла, присуждаемой самому многообещающему молодому автору[23].
Дебютная повесть «Игра Эндера» положила начало долгой серии о военном курсанте будущего Эндрю Виггине по прозвищу Эндер. Вообще-то это прозвище «говорящее», учитывая характер деятельности героя: Уничтожитель, Разрушитель — короче, Конец-Врагам! — но наши переводчики ленивы, и посему — ничего не поделаешь — герой Карда уже прочно прописан у нас под «иностранно» звучащей фамилией Эндер…
