Виталий Каплан - Круги в пустоте
Вескую причину необходимо было сделать. Чертыхнувшись, он с третьей попытки зажег факел, подождал, пока пламя охватит промасленную древесину - и сунул под дверь, к узкой, пальцу не пройти, щелочке. Дверь хоть и мощная, а тоже деревянная. И горит дымно. Очень заметно горит.
Расчет оправдался - спустя пару минут с той стороны раздалось лязганье засова, дверь утянулась внутрь. На самую малость - но худенькому Петрушко много было и не надо. Скользящее движение - и вот он, в месте своего назначения.
Темный и грязный чулан, маленькое окошко под самым потолком. И пусто. Ни загадочной жертвы, ни мучителя. Кто же тогда отодвинул здоровенный, в руку толщиной, засов? По коже пробежали мурашки. Может, невидимый Диу-ла-мау-Тмер стоит в метре от него и усмехается? Ладно, пускай, сейчас с дверью разобраться бы. Настоящий пожар нам не нужен...
Полковник вздохнул и применил пионерский метод. Тем более, жидкость и так просилась наружу. Да, неприлично, но гореть тоже неприлично. Да и кого стесняться? Невидимого врага? Так далеко интеллигентность Виктора Михайловича не простиралась.
Отчего-то стало заметно светлее, сумерки, царящие в чулане, уже не казались столь мрачными. Что такое?
Он резко обернулся - и столь же резко замер. В дальнем углу, на грубо сколоченном табурете, мягким снежным сиянием мерцал он - Белый камень. Почему-то Петрушко сразу понял, что ничем иным эта огромная светящаяся жемчужина быть не может. Размером с большое яблоко, гладкий и матовый, камень лучился изнутри светом.
Вздрогнув, он сглотнул слюну, непривычной рукой перекрестился и осторожно поднял камень. Тот оказался теплым на ощупь, словно это и не камень, а чье-то маленькое тело.
- Вот ты, значит, какой, братец, - шепнул полковник. - И как же с тобой положено управляться?
- Легко, - раздался голос, и ноги у Виктора Михайловича сразу сделались ватными. На всякий случай он опустился на тот самый табурет.
Голос был явно детский. И что добавляло жути - звучал он внутри полковничьей головы. Так, словно на грани яви и сна ты уже не в силах различить, действительно ли это чужие голоса, или твои выплывшие из подсознания мысли.
- Кто? Кто говорит? - прошептал Петрушко, уже заранее зная ответ.
- Я это... ты меня держишь.
- Так... понятно... - полковнику, конечно, ничего еще не было понятно, но привычка сдерживаться брала свое. - Камень, значит. А кто здесь плакал? И кто рычал?
Несколько секунд было тихо. Потом камень отозвался:
- Я плакал... На волю просился. А рычал страж-держатель.
- Ну, дела... - Петрушко хрустнул пальцами левой руки. - И где же он, держатель этот?
- Ты его спугнул... и он вернулся в оммо-тло... где меня спрятал господин...
- Что еще за оммо-тло? Я ваших дел не знаю, я не отсюда.
- Да я понял, - снова раздался детский голос. - У тебя чужая имну-глонни, я вижу. Она сидит на тебе... - в голосе проявился едва заметный смешок, - точно взрослое млоэ на мальчишке. А оммо-тло - это внутренний слой... тебе не понять. Я бы и сам не понял... когда был живой.
- А сейчас?
- Сейчас я камень. Белый камень. И господин спрятал меня в оммо-тло, и приставил удерживающего духа... такой злобный... как бешеный пес.
Ай да единяне, ай да молодцы, усмехнулся Виктор Михайлович. Сняли, называется, магию, изгнали, значит, стихийных духов. Работнички...
- Так где же это самое оммо-тло? - ровным голосом спросил он.
- Ну... - свет камня чуть дрогнул, - оно везде... и нигде. Это же не слева и не справа, ни вверху, ни внизу. Говорю же - внутри. Сейчас вот мы с тобой на внешней стороне Круга, тут солнышко, звезды... а оммо-тло - это внутренняя сторона. Холодно там, и туман... липкий такой, тяжелый. И этот держатель сидит... зубастый. Может укусить...
- Значит, ты плакал из этой самой внутренней стороны... - протянул Петрушко. - Как же я тебя услышал?
- Да я почти выбрался... только этот учуял, за мной бросился. И тут ты дыму напустил, а факел-то у тебя особый... маслом хмоули-травы пропитан. Не любят духи этого дыма, бегут... Он сейчас там сидит, внутри... злится. Только ничего поделать не может. Пока ты меня из руки не выпустишь, я твой. Теперь ты - господин. Так чего тебе надо?
- Погоди, - хмуро обронил Петрушко, - давай сперва разберемся. Значит, ты и есть тот самый легендарный Белый камень, сделанный князем Диу? И князь тебя прячет в тайнике... в оммо-тло... Старик Харриму-Глао что-то говорил о подобии воли... то есть ты стремишься убежать. Но почему? Кто ты, в конце концов, такой?
Камень вновь затих. Потом неуверенно произнес:
- Я могу... на секунду показаться... ну, то есть каким я был... раньше. Сожми меня покрепче.
Петрушко послушно стиснул пальцы.
Воздух впереди задрожал, сгустился молочным туманом, тот переливался, клубился, что-то внутри его вращалось - и вот уже белое сияние вылилось в фигуру.
Мальчишка, тоненький и щуплый, на вид чуть старше Лешки. Из одежды на нем было лишь какое-то ветхое, расползающееся рубище, вроде мешка с прорезанными дырками для рук и головы. И он был прозрачный - сквозь его тело проступал розовый мрамор стены.
Все это длилось и впрямь недолго. Стоило Виктору Михайловичу моргнуть - и детская фигурка расплылась в тумане, а затем и сам туман растаял в мрачном воздухе.
- Вот... - вновь раздался внутренний голос. - Я больше не могу, тяжело.
- Так... - хмуро кивнул полковник. - А имя-то у тебя есть? Не называть же тебя камнем.
- У меня больше нет имени. Имена бывают у живых. А я мертвый. - И как звали, когда был живым? И сколько тебе лет?
- Ланги-Тиалу, - отозвался камень. - Мне было двенадцать зим... когда господин произвел надо мною ритуал.
- Так, - вновь сказал Петрушко, сглотнув слюну. - Продолжай. Что еще за ритуал?
- Камни желаний не рождаются сами собой, - помолчав, ответил его невидимый собеседник. - Великие маги их делают... из других магов. Есть такой древний ритуал, айнилу-гинно, "извлечение душ". Кладут на черное ложе... нет... не надо тебе этого знать. А когда наконец умрешь, великий маг не одну только имну-тлао, а все три души переносит в предмет... чаще в камень, иногда - в клинок. И тогда можешь многое... тогда вся твоя прошлая сила умножается в сотни сотен раз. Только ты почти ничего не можешь... для себя. Ты служишь господину... тому, кто тебя берет в руку, согревая своей живой силой, удерживая на границе слоев...
- И сколько времени, Ланги-Тиалу, ты провел внутри этого камня? стараясь говорить ровно, спросил Виктор Михайлович. И мурашки бегали по его лысине.
- Я не знаю... Время - оно для живых, а потом - ни имени, ни времени. Только когда тебя держат, ты вновь чувствуешь время. А там, в оммо-тло, только туман и страх... и этот кусается... больнее, чем когда тело кусают. Хорошо тем, кто правильно, по-людски умер, те сходят в нижние пещеры... и уже не мучаются. Не то, что мы...
