Айзек Айзек Азимов - Транторианская империя
На мгновение Байрону захотелось бросить всё, вернуться, сжать её в объятиях, ощутить вкус её губ…
Но вместо этого он прощально кивнул ей и отвернулся, так что её ответная улыбка досталась Автарху.
Через пять минут Байрон обернулся и увидел, что она всё ещё стоит в проёме открытого люка. Перед ними открывался пустынный горизонт, и лишь одинокая скала возвышалась вдалеке.
Байрон подумал вдруг, увидит ли он Артемиду вновь — и будет ли она переживать, если он не вернётся никогда?
Восемнадцать
СТРЕМИТЬСЯ К ПОБЕДЕ…
Артемида смотрела им вслед, пока их фигуры не стали крошечными точками. На мгновение, прежде чем они совсем скрылись из виду, один из них оглянулся. Она не могла сказать точно, кто это был, и на сердце у неё залегла печаль.
Он не сказал на прощанье ни слова. Ни единого слова. Ей стало одиноко, ужасно одиноко, как никогда в жизни.
Вернувшись в рубку, она задумчиво уселась в кресло. Она могла бы пойти с ним! Артемида мысленно поправила себя — с ними.
Отогнав от себя крамольную мысль, она спросила:
— Почему они не отвечают, дядя Джил?
— Кто?
— Жители мятежного мира.
Джилберт был чем-то обеспокоен.
— Мы сделаем всё от нас зависящее, дорогая. Мы должны найти их!
Он повторил ещё раз:
— Должны!
И мгновением позже:
— Но я не могу их найти.
— Кого?
— Байрона и Автарха. Их нигде не видно. Правда, я вижу корабль Автарха.
Артемида прильнула к стеклу. Да, это был корабль, и он сверкал в лучах солнца. Внезапно ей остро захотелось, чтобы можно было повернуть время вспять, чтобы они никогда не приближались к Лингане, чтобы всегда оставались в космосе втроем. Пусть им не всегда было комфортно, но как же она была счастлива тогда! А сейчас она только ненавидит его. Что-то заставляет её ненавидеть, хотя ей бы хотелось совсем иного…
Внезапно Джилберт воскликнул:
— Что он собирается делать?!
— Кто?
— Ризетт! Я думаю, что это Ризетт. Но он не должен был идти в этом направлении.
— Увеличь изображение, — приказала Артемида.
— На таком маленьком расстоянии? — удивился Джилберт. — Ты ничего не увидишь. Я не смогу навести резкость.
— Увеличь изображение, дядя.
Теперь они ясно видели силуэт Ризетта. Артемида воскликнула:
— Он вооружен. Ты заметил?
— Нет.
— У него в руках бластер, говорю тебе!
Она, вскочив, бросилась к люку.
— Арта! Что ты делаешь?
Она была занята поисками скафандра.
— Я собираюсь выйти отсюда. Ризетт преследует их. Как ты не понимаешь? Автарх вовсе не намерен устанавливать радиосвязь. Это ловушка для Байрона!
— Прекрати! Ты говоришь чепуху!
Но она смотрела на Джилберта невидящими глазами, а её лицо побелело. О, глупец! Кому этот мальчишка поверил?! Ризетту, который нахваливал его отца, а на самом деле готовился убить его?!
Она сказала:
— Я не знаю, как открывается люк. Открой его.
— Арта, ты не покинешь корабль. Ты же не знаешь, где они!
— Я найду их. Открой люк.
Джилберт отрицательно покачал головой.
— Открой люк! — крикнула она.
Он подчинился. Артемида выскочила наружу и помчалась в сторону скалы. Кровь билась у неё в висках, шлем потерялся по дороге, и теперь голова её была непокрыта. Но она спешила вперёд, держа в руке нейронный хлыст.
Байрон и Автарх не сказали во время своей прогулки ни слова друг другу. Они приближались к скале.
— Какой безнадёжный мир, Джоунти, — заметил вдруг Байрон.
Автарх никак не отреагировал на его слова. Он остановился, оглядывая окрестности. Наконец пробурчал себе под нос:
— Это то, что нужно. Идеальное место для наших целей.
«Идеальное место для твоих целей», — подумал Байрон. Он присел на камень, прислушиваясь и чего-то ожидая.
Потом он спокойно добавил:
— Не представляю, что ты скажешь им всем, когда вернешься на корабль, Джоунти. Или я не прав?
Автарх, занятый открыванием двух небольших чемоданчиков, на мгновение замер.
— О чём ты говоришь?
— О том, как ты объяснишь, зачем пришёл сюда.
— Я пришёл сюда, чтобы попытаться установить радиосвязь, и у меня нет времени на пустую болтовню, Фаррилл.
— Ты вовсе не собираешься устанавливать радиосвязь. Зачем? Ведь мы уже пытались связаться с ними из космоса — и безрезультатно. Так зачем же ты пришёл сюда на самом деле, Джоунти?
Автарх сел напротив Байрона. Рука его покоилась на чемоданчике.
— Если у тебя есть сомнения, зачем ТЫ ПОШЁЛ со мной?
— Чтобы узнать правду. Твой человек, Ризетт, говорил мне, что ты собираешься совершить эту маленькую прогулку, и советовал мне пойти с тобой. Я уверен, что, приказывая ему посоветовать мне пойти с тобой, ты придумал какую-нибудь вескую причину. Я попался на эту удочку, и вот мы здесь.
— Так ты хочешь узнать правду? — насмешливо переспросил Автарх.
— Да. Я её уже почти понял.
— Тогда поведай и мне, что же именно ты понял.
— Ты пришел, чтобы убить меня. Я здесь с тобой наедине, над нами нависает скала, и вполне может случиться так, что я полезу на неё, оступлюсь и упаду. Тебе не понадобится даже пользоваться оружием. Потом ты приведёшь людей за моим трупом и, возможно, даже похоронишь меня с почестями.
— И ты веришь в то, что говоришь?
— Да, но ты не застанешь меня врасплох. Мы оба безоружны, и я не думаю, что ты окажешься сильнее меня.
Правой рукой Байрон показал Автарху кукиш.
Джоунти рассмеялся.
— Может быть, мы всё же займемся тем, зачем пришли сюда, — радиосвязью?
— Перестань дурачить меня. Я знаю, что ты хочешь убить меня.
— Я бы не советовал тебе повторять эти глупости. Щенок!
— Слушай, — голос Байрона был громким и отчетливым. — Ты говорил, что послал бы меня на верную смерть — я имею в виду Родию — только для того, чтобы навлечь подозрения на Правителя?
— Да.
— Это ложь. Твоей главной целью было, чтобы меня убили. Ты сообщил капитану родийского корабля, кто я на самом деле. Ты не думал, что я вообще попаду к Хенрику.
— Если бы я хотел убить тебя, Фаррилл, то мог бы подложить в твою комнату настоящую бомбу.
— Тогда это было бы сложнее представить как попытку тиранийцев убить меня.
—. Я мог убить тебя в космосе, когда впервые попал на борт «Беспощадности».
— Мог. Ты пришёл вооруженный бластером и нацелил его на меня. Но когда Ризетт узнал, кто я такой, для тебя стало невозможным убить меня. Твоя ошибка заключалась также в том, что ты не сказал сам своим людям, кто я такой. Не станешь же ты отрицать это, Джоунти?