Стивен Бакстер - Эволюция
— Мы проделали слишком долгий путь, чтобы эта песчаная блоха могла нас оскорблять, — проворчал Аталарих.
Гонорий выглядел огорчённым.
— Аталарих, пожалуйста. Деньги.
Пожирая скифа взглядом, Аталарих отдёрнул одежду, показывая мешочек с золотом. Он бросил немного скифу, который проверил его на зуб.
— Теперь, — прошептал Гонорий. — Кости. Это правда? Покажите их мне, господин. Покажите мне…
Это не требовало перевода. Скиф вытащил из глубокого мешка свёрток ткани. Он начал аккуратно разворачивать ткань, разговаривая на своём плавном языке.
— Он говорит, что это — настоящее сокровище, — заговорил Папак. — Он говорит, что их доставили из-за пустыни с золотым песком, где кости грифонов…
— Я знаю о грифонах, — твёрдо сказал Гонорий. — Меня не волнуют грифоны.
— Из-за земель персов, из-за земель гуптов — это трудно перевести, — сдержанно сказал Папак. — Его восприятие того, кому принадлежит земля, не такое, как у нас, и его описания долгие и расплывчатые.
Наконец — выбрав нужный момент, словно лавочник, цинично подумал Аталарих, — скиф начал раскрывать замотанные полосы ткани. Он открыл их взорам череп.
Гонорий открыл рот от удивления и едва не набросился на образец:
— Это человек. Но не такой, как мы…
В процессе своего обучения Аталарих видел множество человеческих черепов. Плоское лицо и челюсть этого черепа были очень человеческими. Но в толстом валике кости над глазами не было ничего человеческого; или вот эта маленькая полость для мозга — такая маленькая, что он мог покрыть её одной ладонью.
— Я всегда жаждал изучить такую реликвию, — произнёс Гонорий, затаив дыхание. — Правда ли то, что писал Тит Лукреций Кар — что первые люди могли жить в любых природных условиях, хотя у них не было одежды и огня, что они бродили стаями, словно животные, спали на земле или в зарослях, могли есть, что угодно, и редко болели? О, тебе стоит посетить Рим, господин, и ты должен приехать в Галлию! Потому что там есть пещера — пещера на берегу океана, где я видел, видел…
Но скиф не слушал, возможно, помня о золоте, которое было всё ещё недосягаемо для него. Он держал образец, словно трофей.
Череп Homo erectus, отполированный за миллион лет, поблёскивал в солнечном свете.
II
Под давлением Гонория скиф, в конце концов, согласился поехать в Рим. Папак также поехал с ним, как более или менее необходимый переводчик — и ещё, заставляя Аталариха тревожиться ещё сильнее, ехали двое носильщиков, услугами которых они пользовались в пустыне.
Аталарих был враждебно настроен к Папаку на протяжении всего морского путешествия обратно в Италию.
— Ты доишь кошелёк старика. Я знаю вас, персов.
Папак был невозмутим.
— Но мы похожи друг на друга. Я беру его деньги, ты опустошаешь его ум. Какая разница? Так или иначе, молодые всегда кормились за счёт богатства стариков. Разве не так?
— Я поклялся, что привезу его домой в целости и сохранности. И я сделаю это вне зависимости от ваших амбиций.
Папак вежливо рассмеялся.
— У меня и в мыслях не было причинять какой-либо вред Гонорию, — и он указал на безразличного скифа. — Я дал ему то, что он хочет, верно?
Но поведение скифа, холодно наблюдавшего за этим разговором, ясно давало понять Аталариху, что его не стоило рассматривать как чью-то собственность, даже на время.
Однако когда этот кочевник из пустыни попал в самый большой город в мире, было задето любопытство даже у Аталариха.
В предместьях Рима они переночевали на вилле, арендованной Гонорием.
Это был типичный дом эпохи Империи, построенный на небольшой возвышенности на краю городских владений; его архитектура сложилась под влиянием культур этрусков и греков. Дом был распланирован в виде ряда спален, выстроившихся по трём сторонам открытого атриума. В задней части здания находились столовая, кабинеты и хозяйственные помещения. Две комнаты, выходящие на улицы, были переделаны в лавки. Гонорий заметил, что это было обычным делом во времена Империи; он напомнил Аталариху о лавках, которые когда-то держала его собственная семья.
Но, подобно тому, как город оказался безнадзорным, вилла тоже видала и лучшие дни. Небольшие лавки были заколочены. Имплювиум, бассейн в центре атриума, был варварски раскопан, очевидно, для того, чтобы добраться до свинцовой трубы, в которой когда-то собиралась дождевая вода.
Гонорий пожал плечами, глядя на этот упадок:
— Это место потеряло львиную долю своей цены, когда началось разграбление города — его слишком трудно защищать: видите, как оно далеко от города. Вот, почему мне удалось арендовать его так дёшево.
Той ночью они трапезничали все вместе среди всего этого разрушенного великолепия. Даже мозаика на полу столовой была ужасно повреждена; похоже, что воры похитили все куски, где увидели признаки наличия золотой фольги.
Сама еда была свидетельством великого всеевразийского смешения, которое последовало за расширением земледельческих общин. Её основой были пшеница и рис, происходящие из анатолийского очага земледелия, но их дополняли айва — выходец с Кавказа, просо из Средней Азии, огурцы, кунжут и плоды цитрусовых из Индии, и абрикосы и персики из Китая. Такой набор продуктов, соединивший в себе целый континент, был ежедневным чудом, которое не замечали те, кто им питался.
На следующий день они вместе со скифом отправились непосредственно в старый город.
Они прошли по Палатинскому холму, Капитолию и Форуму. Скиф оглядывал всё вокруг своими глазами, больше привыкшими наблюдать горизонт, что-то оценивал, каким-то образом измерял. Он носил свою чёрную одежду, предназначенную для пустыни, и оборачивал голову тканью алого цвета; наверняка он чувствовал себя не слишком уютно во влажном воздухе Рима, но не показывал никаких признаков дискомфорта.
Аталарих тихо сказал Папаку:
— Не похоже, что его это впечатлило.
Но вот скиф произнёс что-то на своём кратком, древнем языке, и Папак автоматически перевёл его слова:
— Он говорит, что теперь понимает, почему римлянам нужно было брать в его землях рабов, золото и пищу.
Гонорий показал едва выраженное удовольствие:
— Может быть, он и дикарь, но он вовсе не дурак — и его ничего не пугает, даже могущественный Рим. Неплохо.
Вдали от монументальных кварталов центр Рима был запутанной сетью узких и мрачных улиц и переулков, результатом более чем тысячи лет бесконтрольной застройки. Многие из здешних жилых зданий насчитывали пять или шесть высоких этажей. Построенные нечистыми на руку землевладельцами, решившими выбить из них как можно больше дохода, они шатко высились на каждом свободном клочке драгоценной земли. Когда они шли по залитым сточными водами немощёным улицам, на которых здания прижимались друг к другу так тесно, что едва не соприкасались над их головами, Аталариху казалось, что он идёт по огромной сети сточных труб, похожей на одну из известных клоак, впадавших в Тибр за Римом.
